– Эй ты, – окликает один, вскидывая руку. – Подойди, мы должны обыскать твою корзину.

О небеса.

– Не понимаю, зачем нам сейчас все эти сложности, – говорит второй. – И зачем нам сейчас вообще униформа. Все равно мы все уже покойники.

– Заткнись, Эддиус, – легионер заканчивает осмотр корзины и машет мне рукой. – Давай, девчонка, проходи.

Вестибюль казарм заставлен койками. Должно быть, они предназначены для гвардейцев, которые должны отдыхать, сменяясь с караула на стене. Но сейчас все койки пусты. Во всем проклятом городе сегодня никто не спит.

Хотя совершенно ясно, что казармы почти пусты, я осторожно пробираюсь между коек и на цыпочках взбегаю на второй этаж. Тишина пугает меня. Поднявшись по лестнице, я вижу перед собой длинный коридор, уводящий во тьму. Двери по его сторонам закрыты. Открыта только одна. Я слышу из-за нее шорох ткани, чье-то частое, болезненное дыхание и тихие стоны. Я прохожу мимо и наконец нахожу кладовку прачечной. Стоны из-за соседней двери не умолкают. Должно быть, там лежит кто-то раненый.

Где-то через полчаса стоны сменяются криками. Совершенно точно, что это женщина, и на миг я даже думаю, не Сорокопут ли это? Может быть, Кухарка ранила ее? Может, план предполагает, что я просто войду в помещение и заберу у нее кольцо, пока она при смерти? Я тихонько выхожу в коридор и крадусь к комнате, из которой слышатся крики. Мужской голос что-то мягко произносит, как будто пытаясь успокоить женщину.

Новый крик. На этот раз я останавливаюсь и прислушиваюсь. Нет, раненые кричат не так. Это больше похоже на…

– Где же она? – сдавленно выкрикивает невидимая мне женщина. Дверь в коридор с треском распахивается, и я едва успеваю отскочить обратно в кладовку. Перед этим мельком я вижу женскую фигуру, которая меряет шагами комнату. На миг мне даже кажется, что это Кровавый Сорокопут. Но у этой женщины нет маски, и она на последнем сроке беременности.

И в этот миг я понимаю, что за стоны слышала и почему Кухарка спрашивала меня, училась ли я у Нелле. Нелле объясняла мне, как варить зелья от тяжелых месячных и для предотвращения беременности, но также она показывала, как облегчить боль роженице и позаботиться о только что родившей. Мне просто пришлось всему этому учиться, потому что дедушка считал помощь в родах одним из самых важных навыков, основной своей задачей как доктора.

Наконец, я понимаю, каким образом собираюсь получить кольцо Кровавого Сорокопута.

Когда я перебираюсь через стену, то пытаюсь не обращать внимания на ужасный хаос, в который погрузили город одержимые карконы. Рядом с собой я слышу волчий вой, который издают одержимые солдаты-меченосцы, сцепившиеся друг с другом.

Я всегда ненавидел Антиум. Все в нем так и вопит – «Это Империя!». Все, от высоких неприступных стен до улиц, архитектура которых подразумевает осадные войны. Они созданы, чтобы отражать атаки. Но сегодня я впервые порадовался, что этот город – столица меченосцев. Сейчас его атакует сильный противник, и укрепления Антиума должны помочь ему выстоять.

Я бегу по ветрам над улицами, устремляясь вниз по ступеням, которые должны привести меня к беснующимся одержимым солдатам. Меня ждут сотни призраков, которых нужно отыскать, успокоить магией и, наконец, освободить.

Ступени быстро мелькают под моими ногами, и я уже внизу, у ворот. Но тут я узнаю светловолосую голову воительницы, которая крушит одержимых молотом. Лицо ее потемнело от пепла, залито потом и слезами, однако она умело орудует боевым молотом, сокрушая собственных соотечественников. С запада слышатся стоны и крики, треск дерева и лязг металла. Карконы почти что во вратах.

– Стойте! – кричу я, и мой голос, усиленный магией Маута, гремит, заполняя собой пространство. Одержимые разом останавливаются и оборачиваются ко мне, моя магия притягивает их, как взгляд змеи зачаровывает мышь.

– Э… Элиас? – Кровавый Сорокопут подает голос, но я не удостаиваю ее взглядом.

– Ко мне! – приказываю я призракам. – Освободите тех, чьи тела вы захватили.

Призраки еще полны боевой ярости и не хотят подчиняться. Они сопротивляются, пытаются отползти в стороны. Мой гнев усиливается, и я кладу руки на рукояти мечей. Но магия Маута заливает меня изнутри, и я чувствую небывалый покой. Нет! – агрессивно кричит часть меня, ненавидящая вмешательство магии. Как смеет Маут управлять моим телом и разумом? Моим «я»?

Разве это справедливо? Я должен соединиться с магией, чтобы стать истинным Ловцом Душ. Первым делом я должен был отринуть свои земные привязанности, а теперь Маут заставляет меня отказаться от своей личности и собственного тела. От своего «я».

Нет! – кричит упрямая частица моей души. – Нет. Нет. Нет!

Но как иначе я смогу переправлять такое количество призраков? То, что они вырвались на свободу и сейчас здесь – моя вина. Страдания, которые они причиняют живым, – тоже моя вина. Мне никогда ее не загладить. Все совершенные ими убийства будут тяготить мою душу до самой смерти. Я не могу исправить это зло, но могу его остановить. А чтобы это сделать, я должен сдаться Мауту и отрешиться от себя.

Бери меня, – говорю я магии. – Становись мной. Я готов.

– Освободите тела тех, кого вы захватили, – повторяю я свой приказ.

Призраки медлят. Все они так шокированы фактом собственной смерти, так жаждут снова получить себе тело, чтобы иметь возможность любить, причинять боль, попросту хоть что-то чувствовать…

– Здесь вас ничего не ждет. Только страдание. Ваше место не здесь.

Я магией притягиваю их всех к себе. Маут с каждой секундой все глубже входит в мою кровь, в душу, пропитывает меня собой. Кровавый Сорокопут и Фарис смотрят на меня, раскрыв рты, и не видят своего друга Элиаса Витуриуса. Они видят не того парня, который сбежал из Блэклифа, противостоял Коменданту и Императору и выбрался из тюрьмы Кауф. Они видят не мальчика, вместе с которым переживали суровую школу Блэклифа.

Они видят Ловца Душ.

Призраки с горестными вздохами выходят из захваченных ими тел и один за другим уходят из этого мира. Сначала десятками, потом, когда я позволяю магии полностью завладеть мной, – сотнями. Хаос вокруг утихает, солдаты, бывшие одержимыми, потихоньку приходят в себя.

– Ты пришел, – выдыхает Кровавый Сорокопут, по лицу ее текут слезы. – Ты услышал мой зов и пришел нас спасти. Элиас, карконы уже на стене, они убивают нас. Мы теряем город. Они вот-вот будут здесь.

– Я пришел не на твой зов, – она слышит мой голос – бесстрастный голос Маски. И все же, это не мой голос. Это голос Маута.

– Остановись! – кричу я ему внутри своей головы. – Это же мой лучший друг! – но Маут не внемлет мне.

– Я пришел, – слышу я его голос, исходящий из моих собственных уст, – потому что поклялся исполнять свой долг. Мой долг – охранять мир живых от мира призраков. Оставь меня в покое, чтобы я мог выполнять свою работу, Кровавый Сорокопут. А я оставлю в покое тебя, чтобы ты делала свою работу.