– Что-то непонятно?

– Лишь один нюанс.

– Какой?

– Эвелина знала имя сына Бурской? Зинаидаей открыла правду?

– Но она же делала документы длямладенца.

– Почему тогда акушерка мне не назвалафамилию «Закревский», отчего отправила к Ожешко?

Костин вздохнул:

– Тут чистая психология, вернее,патология. Я ведь задал Зинаиде те же вопросы, а она в ответ: "Меня сильнообидела Тина. Я хотела ей отомстить, оттого и открыла Эве правду. Но, несмотряна противозаконные делишки, которые акушерка проделывала всю жизнь, рассказатьнесчастной, угнетаемой в детстве Эве правду показалось Зине справедливым. Да иПавлу она сообщила истину. А журналистке не стала, сочла сей поступокнеблагородным.

– Но она рассказала мне про Ожешко!

– Да, я спросил у Зинаиды и об этом, а тазаныла: я храню чужие тайны свято, хотела лишь отомстить Тине, пора людям знатьправду, но имени Павла не назвала, только про Альбину упомянула…

– Ну не глупо ли! – воскликнула я.

Костин развел руками:

– Ей и гадость Тине сделать хотелось, ибоязно было, она никак решить не могла: наказать ей Бурскую или простить ее.Впрочем, не стоит далее обсуждать это, кстати, я обещал тебе подарок.

– Ага, – прошептала я.

– Вот он – Юра Лисица, владелец одного излучших в Москве детективных агентств под названием «Лиса».

Я уставилась на Юрия, тот заулыбался.

– Мы когда-то работали вместе, –продолжал Вовка, – теперь Юрка частный сыщик… В общем, он берет тебя наслужбу, ему нужна проворная помощница, активная, любящая экстремальныеситуации, женщина-адреналин, вы сработаетесь. Юрка наслышан о твоих подвигах.

– Счастлив взять вас к себе, –сказал Лисица, – в особенности после того, что рассказал мне о госпожеРомановой Володя, я давно искал такую сотрудницу, можете приступать к работепрямо завтра.

Я икнула и сказала Костину:

– Но до сих пор ты был против моейдетективной деятельности!

– Остановить Лампу невозможно, –хмыкнул Вовка, – опять влезет куда не надо. Взять тебя к себе в отдел я немогу, пусть уж Юрка с тобой сотрудничает, в конце концов, жестоко лишать тебялюбимого дела!

Я бросилась Костину на шею:

– Милый! Спасибо! Поверь, я отблагодарютебя!

Котлеты будут каждый день! Пироги с мясом!

Вовка оторвал меня от себя.

– Котлеты – это хорошо, – задумчивопротянул он, – но меня греет другая мысль.

– Какая? – с обожанием глядя намайора, поинтересовалась я.

– Наконец-то госпожа Евлампия Романоваперестанет быть моей головной болью, – сообщил Костин, – пусть теперьЮрка помучается!

Лисица взял меня на службу, и о том, чем ятеперь занимаюсь, я обязательно расскажу вам, но в другой раз.

Альбина Фелицатовна лежит в больнице, правдане в обычной, а тюремного типа, палата заперта на ключ, на окнах решетки. Ноэто все же не следственный изолятор с его суровыми нравами, а клиника, гдевместо надзирателей врачи. Суда пока не было, он состоится тогда, когдамедицина даст разрешение, а, учитывая почтенный возраст Ожешко, думаю, она нескоро очутится на скамье подсудимых, если, конечно, вообще там окажется. Покачто Альбина Фелицатовна очень больна: сердце, давление, нервы… У нее случилсяинсульт, но не обширный, говорить и передвигаться она вполне способна.

Павел стал наследником имущества Семена иТины. Закревский рачительно распорядился упавшими с неба деньгами, он открыл вМоскве салон и стремительно входит в моду. Жанна играет теперь в «Лео» главныероли, Павел щедро спонсирует театр, и Щепкиной пришлось прикусить раздвоенныйязык. Она побаивается, что, став меценатом, Закревский не простит стареющейприме историю с красным зайцем и сделает все для того, чтобы Софью Сергеевну выгналивон.

Павел и Жанна живут душа в душу, а Ирисканосится по огромному загородному дому, кстати, Закревский хочет, чтобы «Лео»теперь назывался «Театр имени Тины Бурской».

Наша семья здравствует, никаких особыхколлизий в доме не происхоит, я спокойно работаю с Юрой.

Впрочем, есть и кое-какие новости.

Пару недель назад я мирно собиралась наслужбу, но меня отвлек от сборов звонок мобильного.

– Лампа Романова? – спросилравнодушный мужской голос.

– Да, – бойко ответила я.

– Я звоню вам по поручению КаролиныКарловны Хованской, знаете такую?

– Конечно.

– Она умерла и перед смертью просиланапомнить вам: «Ты обещала». Понимаете о чем речь?

– Да, да, – закричала я, – котЕпифан! Когда скончалась Хованская?

– Три месяца назад, – абсолютноспокойно ответил мужик.

Трубка чуть не выпала у меня из рук.

– Но почему мне не сообщили сразу?

– Забыл, – без всяких эмоцийпризнался собеседник, – а сейчас вспомнил.

Вымолвив эту фразу, он отсоединился, а я,бросив все дела, понеслась в Изобильный.

В домике Каролины Карловны теперь хозяйничалахудощавая баба с тонкогубым, злым ртом.

– Здрасти, я по просьбеХованской!.. – воскликнула я.

– Убирайтесь, – завизжалатетка, – домик мой, я бумагу имею, Каролина его мне завещала за уход изаботу, нечего рот на чужое добро разевать! Ты кто?

– Никто, – попыталась я успокоитьалчную особу, – а вы, очевидно, Мария Николаевна, соседка? Мне ничего ненужно от вас.

– Чего тогда приперлась? – слегкасбавила тон баба.

– Приехала за Епифаном, отдайте мне его,если не жалко!

Мария Николаевна скривилась.

– Так я бы с радостью, но его нет.

– Где же кот? – испугалась я.

– Ушел!

– Ушел?

– Ага!

– Сам? Из родного дома?

Мария Николаевна уперла кулаки в тощие бока.

– Удрал, сволочь, мерзавец! Меняисцарапал, выл, как волк! Три дня визжал, а потом улетел! Небось подох! Тудаему и дорога.