– Вот почему я Епифана прогуливаю, сейчаскефиром обливать стану.

Анька застыла с раскрытым ртом, а меня согнулопополам от хохота.

– Смешно тебе, – проблеялаГригорьева, – очень весело! Прямо уржаться!

Потом она развернулась и убежала, а я,всхлипывая и утирая выступившие на глазах слезы, пошла домой. Эх, не надо быловрать про кефир. Анька-то вначале поверила в жирнюгу, следовало помучить ееподольше, только Григорьева, услышав про кефир, мигом поняла: ее дурачат.

Вечером сначала пришли дети, потом примчалсяКостин.

– Ты обещал быть в семь, – напомнилая Вовке, – мясо в духовке перестояло, сейчас уже полвосьмого, нельзя былововремя явиться?

– Да я подъехал в шесть пятьдесят, –ответил приятель, – но во дворе застрял, никак в подъезд войти не мог!Народ стеной стоял!

– Почему? – удивилась я.

– Аню Григорьеву в психушкуувозили, – вздохнул Костя, – прямо беда! Представляешь, она вышла водвор в халате, не успели бабки удивиться, как Анька из него выскользнула,вытащила из сумки пакет с кефиром и давай обливаться. Народ вначале офигел, апотом попытался ее домой отправить. Она не давалась, кричала: «Отстаньте, яжирнюгу смываю! Это заразно!» Надо же, молодая еще, а из ума выжила.

Я обомлела, потом бросилась к двери.

– Эй, ты куда? – насторожилсяКостин.

– К Мишке, мужу Ани, – крикнулая, – мне надо срочно с врачом больницы, куда Григорьеву повезли,поговорить!

Ну кто бы мог подумать, что Аня мне поверит?

Теперь надо выручать ее из психушки! Да уж,умным человеком можно стать, выучиться, почитав всякие книги, а дурак – этоталант, дураком надо родиться.