Она кивнула.

– Это очень хорошо, что ты будешь рядом. Очень.

«Я тоже так подумал», – мысленно согласился док. – «Иначе постоянно переживал бы за тебя и ездил бы к тебе, где бы ты ни жила, каждые два часа».

Но вслух он сказал не это.

– Показать тебе, как открывается дверь? Ты ведь хочешь увидеть, что внутри? – И почему-то смутился собственному напору. Может, Дрейк прав, и она должна сама? – Ты ведь не против, если я покажу?

Вместо ответа озябшая на ветру Тайра улыбнулась и протянула ему теплые от ее ладони ключи.

Следующие дни стали счастливыми не только для городов, которые с каждым часом становились чище, опрятнее и возвращали былой уют, стараниями работников Комиссии избавляясь от мусора, но и для немногочисленных, вернувшихся в них людей.

Аарон ел, как не в себя – ему постоянно приносили гостинцы коллеги и их возлюбленные. Пирог с мясом от Антонио, пирожки от Рена и Элли, свежий хлеб от Клэр, фирменное печенье от Ани. Баал глумился по поводу того, что пузо Канн еще до того, как встанет с кровати, нарастит знатное и из палаты будет выкатываться бочкой. Стратег же лыбился в ответ, с удовольствием жевал аппетитные подарки и тискал тянущихся навестить его друг за другом друзей. Баала, впрочем, тискали не меньше – жали руки, обнимали, хлопали по плечам. На это Регносцирос не роптал.

Вторые сутки проводящий время на крыше собственного особняка Дэйн махал молотком, держал во рту гвозди, изредка матерился (от помощи Комиссии по починке дома, который претерпел незначительные повреждения, он отказался) и постоянно строил одно другого необычнее предположения.

– Нет, я точно тебе говорю, – орал он ухаживающей за газоном Ани, – Док кого-то в доме прячет. Я ему кота принес, а он меня даже внутрь не впустил. Нет, ты представляешь? Даже чаем не напоил, отмазался, мол, ему надо куда-то бежать. Куда ему бежать? В Нордейле пусто. Значит, обратно к себе? Может, он в качестве друга тень из Коридора притащил? Или духа? Может, глючит до сих пор, или кого себе нашел, но, блин, не в Коридоре же? А ведь я ему еще два раза звонил – один раз он попросту не ответил, а во второй снова сослался на срочные дела. Нет, намылю я ему рыжие яйца, точно намылю, вот только с крышей закончу…

Ани улыбалась и на комментарии не отвечала. Рыхлила землю вокруг розовых кустов, убирала с садовой дорожки листья, изредка отбирала у Барта шланг, который тот таскал по всему периметру лужайки, и не решалась спросить, действительно ли у дока рыжие яйца или же это иносказательное выражение? Нет, кожа ведь не может быть рыжей – только волоски? Создатель, о чем она думает вообще? И, поймав себя на постыдных мыслях, она быстро переключилась на кусты – на ощущение того, что она, наконец, дома – вдыхала полной грудью чистый, совершенно без примеси газа воздух и желала, чтобы тот оставался таким навсегда. Но машины – скоро они поедут по дорогам, и никуда от этого не денешься. Тоже хорошо. Пусть будут машины, пусть будет этот дом, этот сад, Дэйн и Барт рядом, пусть будет мир без катастроф.

Эллион Декстер, в свою очередь, радовалась тому, что гуляющего возле дома Хвостика больше не приходится ловить – позвала, и тот с радостью прибежал на кухню. Больше не ворчал Антонио – углубился в перепись старых приправ и, напевая выученную по финскому ТВ песню из рекламы зубной пасты, принялся составлять список новых. Рен перебирал вещи в кабинете; как здорово, что благодаря катаклизму у них получился маленький отпуск. Нет, не хорошо, конечно – про катаклизм, но отпуск – это хорошо. А то ведь скоро работа – когда еще?

Радовались и вернувшиеся на Магию Марика и Майкл. Надо же, а Уровень, оказывается, все это время сам себя защищал – не поддался действию аномальных полей и почти не пострадал. Дрейк за него был горд не меньше, чем они теперь. И саженцы выкопали, лишь осталось отыскать место для посадки – побродить по тропинкам, почувствовать, присмотреться. А уж как радовался – носился, скакал, фыркал, чихал и валялся на сухих листьях – почуявший знакомые запахи Арви…

Тому, что к ней день за днем приходил Стив, радовалась Тайра. Она спала в новом доме с удовольствием, а, проснувшись, подолгу рассматривала детали: персиковые занавески, ровный белый потолок, рисунок на ведущей в ванную комнату двери, золотые от солнца качающиеся на стене блики. После того как вставала, сразу же проверяла стоящий на подоконнике горшочек с крохотным ростком неизвестного ей растения, которое пересадила с клумбы – подросло ли? Зеленое ли? Счастливое? Затем бежала умываться, а после сразу же ставила чайник, ведь с минуты на минуту нагрянет док – только покормит кота и появится, чтобы рассказывать ей о тысяче интересных мелочей, которые окружают ее в новом мире.

– Он уцелел благодаря тебе. – Не уставал добавлять Лагерфельд, а Тайра всегда поправляла его.

– Нам. Благодаря нам. А, может, твоему Правителю или звездам. Много чему.

– Нет, тебе.

Стив улыбался, а она втихаря любовалась его улыбкой. Часто ловила себя на том, что уже давно не слушает про «эликтричество», сотовую связь, принцип работы телевизионной системы и какие-то там волны, а просто смотрит на него – мужчину в собственном доме – впитывает его запах, даже кутается в него и каждый раз, пусть даже гость еще не ушел, ждет его снова. И каждое утро, проснувшись, ставила чайник.

А Лагерфельд, в свою очередь, вставал с мыслью о Тайре и засыпал с ней же. Да, звонить научил, про сигнализацию объяснил, рассказал про принцип движения на дорогах, светофоры – ведь скоро заработают, – немножко пояснил про местных жителей и их привычки – ведь скоро проснутся и вывалят на улицы. Про посудомоечную машину рассказал (ей она оказалась не нужна. Хм, ну, может, пока?), про фен, кофемолку, пульты, кондиционер – последний вызвал приступ зависти (вот бы такой на Архан!) – тоже. Плита, микроволновка, утюг, пылесос, обувная сушилка… Сколько, оказывается, в доме каждого рядового гражданина незнакомых и сложных предметов – будь они неладны! Вроде бы нужные и важные, но для необученного, как с ними обращаться, человека еще и опасные – а вдруг с плойкой в ванную? Хорошо хоть волосы у Тайры кудрявые – плойка не нужна, но как уберечь ее от остального?

Стив волновался. Волновался и использовал свое волнение в качестве предлога, чтобы на следующее утро вновь отправиться в оранжево-коричневый, расположенный через дорогу одноэтажный особнячок.

А ведь настанет день, когда Тайра всему научится – эта мысль заставляла его грустить. У нее появятся свои друзья, свои привычки, свое расписание – все свое. Она научится управляться с домашними предметами, познакомится с укладом жизни других людей, научится смотреть телевизор и пользоваться компьютером – что тогда? Хватит ли у нее времени для него – старого доброго Стива?

Он боялся, думал об этом и бежал к ней. Потому что еще есть время. Еще чуть-чуть, но есть.

О времени часто думала и сама Тайра.

На стенном календаре уже были зачеркнуты карандашом цифры – 163, 162 и 161. Она старалась не бояться, глядя на них – жить сейчас, не каждым днем даже, каждым моментом, вдохом, ударом сердца. Когда Лагерфельд уходил, она, все еще путаясь в деталях и последовательности действий, неумело варила себе кофе, наливала его в полюбившуюся кружку, выходила на крыльцо и подолгу сидела на нем, глядя на вынырнувшие из-за облаков звезды, слушала ветер, разговаривала с Кимом.