Как они бежали эти несчастные несколько метров Степка помнила плохо. От страха ноги подгибались и Гор подхватил ее как пушинку на руки. Возле мостика Митя притормозил и прокричал:

— Держи Панни одной рукой, вторую давай мне и прыгаем!

— О нет! — злобно захохотал Гор, опуская Слагалицу на ноги возле Мити, — такую драку я ни за что не пропущу!

— Не глупи, мы не знаем с кем имеем дело! — настаивал Митя.

— Вот и разведаю, давай, уводи ее, я скоро буду! — Гор отвернулся и пошел назад, хрустнув шеей. Степка заплакала. По щекам потекли слезы, она вытерла их и беспомощно посмотрела на Митю.

— Что? Ты же видишь, он меня не слушается! Не волнуйся, Панни, с этим лосем ничего не случится! — правой рукой обхватил ее стан и прыгнул в реку.

Гор обернулся и увидев, что их уже нет, задрал голову вверх и взвыл. Страшно, дико, хрипло. Затем вой перерос с безумный хохот и зашатались деревья.

Фигура лесника разделилась на двое, как разорванный напополам лист. «Юбочка» упала на землю. Два идентичных великана, полностью голые отступил на шаг друг от друга. Фигура справа стремительно покрылась шерстью, увеличилась в размере и за доли секунды превратилась в настоящего медведя.

В это же самое время из ямы начали выползать козлоподобные, а четверо замерзших «растаяли». Они озирались по сторонам, не понимая, куда подевались их противники и тут увидели Гора.

— Ну что, мальчики, потанцуем? — оскалился Гор и медленно пошел к ним. Медведь потряс головой, принюхался, а затем развернулся и бросился в противоположную сторону.

«Чистая вода для хвори беда»

Оказавшись на родном дворе, Степка осела на землю от облегчения, где ее тут же подхватил Никита.

— Дима, ты как? — спросил он водяника.

— Нормально, пошли в дом.

Никита поднял Слагалицу на руки и понес к дому, Митя, качаясь, поплелся сзади.

— Домовитка! — раздался скрипучий крик со стороны сада и мужчины остановились, — мне, мне, мне, я хочу её, я! Домовитка! Домовитка! — вопль умножился на десятки разных голосов, затем сорвался на поросячий визг и блеяние. Степка зажала руками уши.

За визгом раздался медвежий рев, перекрывший всеобщий вереск. Все стихло, чтоб через секунду зайтись по новой, усилившись во сто кратно.

— О, медведь пришел на скотный двор, — констатировал Никита и с улыбочкой зашагал дальше.

На пороге Степка слезла с рук мэра и сама кинулась к Грозному, уже не в силах держать воду во рту. Олигарх выглядел так, словно мертв уже, как минимум пару дней назад. Степанида склонилась над ним, крепко ухватила за голову, прижалась к губам, испугавшись их могильной холодности. Выпустила изо рта каплю воды, молясь про себя, что бы не оказалось слишком поздно. Капля стекла вниз по лицу.

— На подбородок надави! — подсказала Лукерья.

Степка нажала на подбородок и с усилием потянула вниз. Губы Грозного разжались. Она выпустила еще одну каплю, прижавшись губами плотно, чтоб не терять драгоценную влагу.

— Приласкай, мож? — продолжала давать советы охоронница, — по шее, так ладошкой, по груди…

Степка еле сдержалась, чтоб не послать ее куда подальше, но так как Грозный не реагировал, решила попробовать, даже не представляя, как это выглядит со стороны. Никита ошеломленно уставился, не понимая что происходит, а Митя сжал зубы до хруста.

Холодная кожа олигарха напугала Степку и она почти уверилась, что они опоздали, когда почувствовала, как он вздрогнул. «Давай, Антоша, давай, ну, выпей водички, ну пожалуйста!» — упрашивала она его про себя.

Грозный распахнул глаза и уставился на Степаниду. Приоткрыл рот, слабо отвечая на ее поцелуй и она тут же влила в него всю оставшуюся воду. «Больной» дернулся, но Степка держала крепко, не разрывая губ. И лишь когда почувствовала, что он глотнул, решила отстраниться. Но не получилось…

Без пяти минут труп вдруг ухватил ее за шею и углубил поцелуй. Он оказался таким страстным, что Степка вцепилась в мужские плечи, ослабев окончательно. Антон целовал жадно, как в последний раз, холодные губы согревая о ее горячие. Ледяная ладонь погладила по волосам, проникла под ворот свитера, погладила и упала на кровать. Антон опять потерял сознание.

Степка с размаху села на пол, когда его руки перестали ее держать и горько расплакалась. Поцелуй умирающего окончательно ее добил и со слезами наружу вырвался сдерживаемый ужас.

— Полно, полно, тебе, хозяюшка, — защебетала Лукерья, — водицы студеной дать? Степанида закрыла лицо руками и отрицательно покачала головой.

— Никита, ты умеешь плечевые суставы вправлять? — спросил Митя.

— Не умею, — ответил мэр, — как тебя угораздило?

— Сглупил, когда первый появился, решил что смогу дать отпор человеческими силами.

— Эт ты зря…

— Я уже понял! Сил у него, как у быка! Удивительно как руку не оторвал, — посетовал Митя, — вправить бы…

— Думаю бабуля умеет, но звать ее сюда не рискну.

— Ладно, пока так… — Митя обессиленно опустился в кресло и прикрыл глаза, борясь с болью.

— Барышня, я могу подсобить водянику, — подал голос Егорыч, — ежели изволит…

Степка убрала ладони от заплаканного лица, икнула и пролепетала:

— М-митя, М-митенька, б-болит, очень?

— Не очень, Панни, — ответил Митя, — терпимо.

— П-прости, эт-то я виновата…

— Все хорошо, Рыженькая, — Митя даже выдавил из себя улыбку, — прорвались ведь.

— Мой Егорыч г-говорит, что умеет вправлять. Может п-пусть попробует?

— Хорошо, — ответил Митя не колеблясь, — что надо делать?

— Пущай вон к той стеночке станет, что супротив портрету! — велел Егорыч. Степка передала его слова. Не успел Митя подойти к той стене, что велено, как его резко развернуло в воздухе, крутануло, наклонило вперед. Левое плечо выгнулось назад с характерным хрустом и водяник закричал от боли.

— Усе, касатик, усе! — ласково защебетал Егорыч, словно Митя мог его слышать. Кресло сорвалось с места, подъехало прямо к Мите, куда тот без сил и рухнул.

— Здорово! — восхитился Никита, — покачав головой. Степанида подползла к Мите, обняла его ноги руками, а голову положила на колени. На более сил не хватило. Митя хватал ртом воздух и не мог вымолвить ни слова.

— Лукерья, дай выпить чего-то покрепче, — простонала женщина, — лучше водки!

— Чичас, хозяюшка!

Прямо на полу, у ног хозяйки материализовался кувшин с прозрачной жидкостью, три стопочки, салко, мелко наструганное да черный хлебушек.

— Никита, ты как? — спросила Слагалица.

— Буду! — ответил мэр, — случай, как никогда подходящий.