зрение было восстановлено, не могут этому научиться; столы меняют форму, когда такие люди проходят мимо.

Я не был слепым с рождения. Лу из прошлого умел воспринимать постоянство объектов. Значит, и я должен. Все было хорошо, пока я не прочитал тот текст…

Сердце замедляется, постепенно я перестаю осознавать его стук. Наклоняюсь, смотрю на плитки. Мне все равно, какого они размера, не хочу считать площадь пола и объем комнаты. Я мог бы, если застрял бы тут и умирал от скуки, но сейчас мне не скучно. Я озадачен и взволнован.

Я не знаю, что произошло. Операция на головном мозге… Нет шрамов или неровно выросших волос. Это была срочная операция?

Меня охватывают эмоции: страх, а потом гнев, и одновременно странное ощущение – я сжимаюсь и раздуваюсь. От гнева я становлюсь выше, а окружающие предметы – меньше. От страха я уменьшаюсь, а все кругом увеличивается. Я играю с этими ощущениями, мне странно видеть крошечную кабинку. Кабинка не могла изменить размер. Но как знать?

Вдруг в голове возникает музыка – фортепиано. Нежная, текучая, стройная мелодия, я крепко зажмуриваюсь, постепенно расслабляясь. Приходит название. Шопен. Этюд. Это значит «учение» по-французски. Нет, пусть музыка течет, не надо думать.

Обняв себя за плечи, провожу ладонями вверх и вниз, рука ощущает поверхность кожи, приподнимает волоски. Это успокаивает, но нет необходимости продолжать.

– Лу, ты там? Ты в порядке?

Это Джим, санитар, который ухаживал за мной с самого начала. Музыка становится тише, но я ощущаю ее в теле, как пульс, она успокаивает.

– Все хорошо, – говорю я. Голос у меня спокойный. – Просто мне нужен был перерыв, вот и все.

– Лучше выходи, приятель. Они там уже всполошились.

Вздохнув, встаю и отпираю дверь. Предметы сохраняют форму, когда я прохожу мимо; стены и пол ровные – насколько им положено; блестящие на свету поверхности предметов меня не беспокоят. Джим улыбается.

– Ты в порядке, приятель?

– Все хорошо, – повторяю.

Лу из прошлого любил музыку. Лу из прошлого использовал музыку для успокоения… Интересно, что из его музыки я помню?

Дженис и доктор Хендрикс ждут в холле. Я им улыбаюсь.

– Все хорошо, – говорю я. – Мне просто нужно было в туалет.

– Но Дженис сказала, что вы упали, – говорит доктор Хендрикс.

– Ерунда, – говорю. – Я запутался в тексте… и восприятие тоже сместилось, но все прошло.

Я оглядываю коридор, чтобы убедиться. Все в порядке.

– Я бы хотел знать все, что со мной произошло, – говорю я доктору Хендрикс. – Мне сказали – операция, но у меня не осталось шрамов. И я хочу знать, что сделали с моим мозгом.

Она поджимает губы, затем кивает:

– Хорошо. Один из консультантов вам объяснит. Скажу лишь, что современные методы хирургии не предполагают больших отверстий в черепной коробке. Дженис, назначьте консультацию.

Доктор Хендрикс уходит. Она мне почему-то не нравится. Мне кажется, она любит недоговаривать.

Когда назначенный консультант, жизнерадостный молодой человек с ярко-рыжей бородкой, рассказывает, что они сделали, я крайне потрясен. Зачем Лу из прошлого на это согласился? Как он мог пойти на такой риск? Я бы схватил его за грудки и встряхнул хорошенько, но он – это я. Я его будущее, а он мое прошлое. Я поток света, выпущенный во Вселенную, а он взрыв, от которого я произошел. Я не говорю это консультанту, который ведет себя буднично и, вероятно, сочтет меня сумасшедшим. Он повторяет, что мое состояние не вызывает опасений и я в хороших руках, предлагает успокоиться. Я спокоен внешне. Внутри борются Лу из прошлого, который хочет проследить узор на галстуке молодого человека, и Лу из настоящего, который хочет встряхнуть за грудки Лу из прошлого, рассмеяться в лицо консультанту и сказать, что мне не нужны утешения и хорошие руки. Больше не нужны. Я уже ничего не боюсь и могу сам о себе позаботиться.

Лежу в кровати с закрытыми глазами, думаю о прошедшем дне. Вдруг оказываюсь подвешенным в космическом пространстве, в темноте. Вдалеке маленькие огоньки разных цветов. Я знаю, что это звезды, а размытые огни – галактики. Звучит музыка, опять Шопен. Медленная, задумчивая, почти грустная, ми-минор. Потом приходит другая музыка с иным настроением, более объемная, сильная, она поднимается подо мной, как волна – волна из света.

Мелькают цветные пятна; я не анализирую, просто знаю, что бегу к далеким звездам, быстрее и быстрее, а потом волна света подхватывает меня и я несусь стремительно, как комок тьмы, стремящийся к центру пространства и времени.

Проснувшись, чувствую счастье. Не знаю причины, но знаю, что так счастлив я никогда еще не был.

В следующий раз, когда приходит Том, я его узнаю и вспоминаю, что он приходил и раньше. Мне нужно столько ему рассказать, столько спросить. Лу из прошлого думает, что Том знал его лучше всех. Если бы я мог, я позволил бы Лу из прошлого самому поздороваться с Томом, но так не получится.

– Нас выпишут через несколько дней, – говорю я. – Я уже поговорил с управляющей, она включит отопление и все подготовит.

– Ты как? – спрашивает Том.

– Хорошо, – говорю. – Спасибо, что навещал меня. Мне жаль, что я не узнал тебя сразу.

Том опускает голову, прячет слезы – ему неловко плакать.

– Это не твоя вина, Лу.

– Да, но ты волновался, – говорю я.

Лу из прошлого мог бы не понять этого, но я понимаю. Я вижу, что Том – человек, который очень переживает за других. Представляю, как ему было плохо, когда я его не узнавал.

– Ты решил, что будешь делать? – спрашивает он.

– Ты не знаешь, как записаться в вечернюю школу? Я хочу окончить колледж.

– Отличная мысль! – говорит он. – Я, конечно, помогу тебе записаться! А что ты собираешься изучать?

– Астрономию, – отвечаю я. – Или астрофизику. Что-то вроде этого, пока не решил. Я хочу полететь в космос.

Том грустнеет, потом улыбается – я вижу, что через силу.

– Надеюсь, у тебя все получится! – говорит он, потом добавляет осторожно, будто стесняется своих слов: – На фехтование вряд ли останется много времени…

– Вряд ли, – соглашаюсь я. – Пока не знаю… Но зайду в гости, если можно!

– Конечно, Лу! – облегченно говорит Том. – Не теряйся, ладно?

– Не волнуйся. Со мной все будет хорошо, – говорю я.

Том смотрит искоса, потом заявляет, тряхнув головой:

– А знаешь, я думаю, ты прав! Все будет хорошо!

Эпилог

До сих пор не верится, хоть я шел к этому моменту семь лет. Я сижу за столом, делаю записи, а стол находится