– Ты шла следом за мной, – сказал он. – Адогнала других, тех, с которыми я встречался на пути. Почему? Важно было, чтобыя остался один, верно? Чтобы наконец испытал страх. Признаюсь тебе. Я всегдатебя боялся, всегда. Не оглядывался из-за страха. Из-за боязни увидеть тебяидущей следом. Боялся всегда, всю жизнь, вся моя жизнь прошла в страхе. Ябоялся до… сего дня.

– До этого дня?

– Да. До этого. Вот мы стоим лицом к лицу, а я нечувствую страха. Ты отняла у меня все. Даже страх.

– Почему же тогда твои глаза полны ужаса, Геральт изРивии? Твои руки дрожат, ты бледен. Почему? Неужто так сильно боишься увидетьпоследнее, четырнадцатое имя, выбитое на обелиске? Хочешь, я скажу тебе, каконо звучит?

– Не надо. Я знаю его. Круг замыкается, змея погружаетзубы в собственный хвост. Так должно быть. Ты и это имя. И цветы. Для нее и длятебя. Четырнадцатое имя, выбитое в камне, имя, которое я произносил среди ночии при свете солнца, в холод, жару и дождь. Нет, я не боюсь произнести егосейчас.

– Ну так произнеси.

– Йеннифэр… Йеннифэр из Венгерберга.

– А цветы для меня.

– Давай кончать, – с трудом проговорил он. –Возьми меня за руку.

Она встала, подошла, он почувствовал исходящий от нее холод,резкий, пронизывающий холод.

– Не сегодня, – проговорила она. –Когда-нибудь – да. Но не сегодня.

– Ты взяла у меня все…

– Нет, – прервала она. – Я ничего не забираю.Я только беру за руку. Чтобы никто не был в такую минуту одинок. Один в тумане…До свидания, Геральт из Ривии. До встречи. Когда-нибудь.

Он не ответил. Она медленно повернулась и ушла. Во мглу,которая неожиданно затянула вершину Холма, во мглу, в которой исчезло все, вбелую, мокрую мглу, в которой растворились обелиск, лежащие у его основанияцветы и четырнадцать высеченных на нем имен. Не было ничего – только мгла имокрая, блестящая от росы трава под ногами, трава, которая пахла дурманяще,тяжело, сладко, до боли в висках, до забытья, усталости…

– Господин Геральт! Что с вами? Вы уснули? Я жеговорил, вы еще слабы. Зачем было лезть на откос?

– Я уснул, – протер лицо рукой ведьмак. –Уснул, надо же… Ну ничего, Йурга, жара…

– Да уж печет – не продохнешь… Надыть ехать, господин.Пошли, я помогу вам спуститься с кручи.

– Да нет, ничего…

– Ничего, ничего. А что ж тогда качаетесь? На кой хренлезли в гору в такую жарищу? Приспичило имена прочитать? Так я мог вам их и безтого перечислить. Ну что с вами?

– Ничего, Йурга… Ты действительно помнишь все имена?

– Само собой.

– Давай-ка проверим, как у тебя с памятью… Последнее.Четырнадцатое. Какое?

– Ну и невера. Ни во что не верите. Проверить хотите,не вру ль? Я же сказал, эти имена у нас каждый ребенок знает. Последнее,говорите? Ну что ж, последнее – Йойоль Гретхен из Каррераса. Может, знали?

Геральт отер запястьем веки. И глянул на менгир. На всеимена.

– Нет. Не знал.

– Господин Геральт?

– Да, Йурга?

Купец наклонил голову, некоторое время помолчал, накручиваяна палец кончик тонкого ремешка, которым приводил в порядок седло ведьмака.Потом легонько ткнул кулаком в спину державшего вожжи парня.

– Садись на запасную, Поквит. Я повезу. Садитесь ко мнена козлы, господин Геральт. А ты чего возле телеги околачиваешься, Поквит? А нудавай скачи вперед! Нам тута поговорить надыть, твои уши нам ни к чему!

Плотва, следовавшая за телегой, заржала, дернула постромки,видимо позавидовав кобыле Поквита, галопом пошедшей по тракту.

Йурга чмокнул, слегка тронул коней вожжами.

– Да, – сказал он, немного помешкав, – дело такое,господин… Я обещал вам… Тогда на мосту… Поклялся… Дал обет…

– Не надо, – быстро прервал ведьмак. – Ненадо, Йурга.

– Надо, – резко сказал купец. – Мое слово недым. То, что я дома застану, а чего не ожидал, будет ваше.

– Прекрати. Ничего мне от тебя не надо. Мы квиты.

– Нет уж, господин. Ежели я чего такое в дому застану,сталбыть, это Предназначение. А если над Предназначением посмеяться, ежелисоврать – оно строго покарает.

«Знаю, – подумал ведьмак. – Знаю».

– Но… господин Геральт…

– Что, Йурга?

– Ничего в доме я не застану такого, чего б не ожидал.Ничего и уж наверняка не то, на что вы рассчитывали. Господин ведьмак,слышь-ка, Златулина, моя жена, боле детей после остатнего иметь уже не может, иуж чего-чего, а ребеночка-то дома не будет. Похоже, здорово вы маху дали.

Геральт не ответил.

Йурга тоже замолчал. Плотва снова фыркнула, дернула мордой.

– Но у меня двое сынов, – вдруг быстро проговорилЙурга, глядя вперед, на тракт. – Двое здоровых, сильных и неглупых. Ведьдолжен же я их куда-нито со временем определить. Один, думал, со мной покупецкому делу пойдет, а другой…

Геральт молчал.

– Что скажете? – Йурга повернул голову, взглянулна него. – Вы потребовали на мосту поклясться. Вам нужен был пацан длявашего ведьмачьего дела, ведь ничто другое. Так почему ж этот ребенокобязательно должен быть нежданный? А жданный быть не может? Двое у меня, один,сталбыть, пусть на ведьмака учится. Дело как дело. Не лучше, не хуже…

– Ты уверен, – тихо отозвался Геральт, – чтоне хуже?

– Защищать людей, – прищурился Йурга, – жизньим спасать – какое это, по-вашему, дело, плохое или доброе? Те четырнадцать наХолме? Вы на том мосту? Что делали – добро или зло?

– Не знаю, – с трудом проговорил Геральт. –Не знаю, Йурга. Порой мне кажется, что знаю. А в другой раз – сомневаюсь. Тыхотел бы, чтобы твоего сына мучили такие сомнения?

– Пусть мучают, – серьезно сказал купец. –Пусть бы мучили. А Предназначения своего никто не минует.

Ведьмак не ответил.