– Перестань каркать. Мы проскользнем, вот увидишь. Внизпо реке тоже тянутся толпы людей, у каждого парома будет то же, что и здесь,все лодки, вероятно, уже захапали. Поехали вверх, против течения, не бойся, япереправлю тебя хоть на колоде.

– Тот берег едва виден!

– Прекрати ныть. Я сказал – переправлю.

– А ты?

– Забирайся на лошадь. Поговорим в пути. Эй, ты что!Только не с мешком! Хочешь, чтобы у Плотвы спина переломилась?

– Это Плотва? Но Плотва же была гнедой, а этакаштановая.

– Все мои лошади зовутся Плотвами. Ты прекрасно знаешьи перестань болтать. Я сказал – выкинь мешок. Что у тебя там, золото?

– Рукописи! Стихи! И немного жратвы…

– Выкинь в реку. Напишешь новые. А едой я поделюсь.

Лютик сделал жалостливую мину, но раздумывать не стал, а сразмаху кинул мешок в воду. Запрыгнул на лошадь, устраиваясь на вьюке,схватился за Геральтов пояс.

– Вперед, вперед, – торопил он. – Нечеготерять время, Геральт, давай – в лес, прежде чем…

– Перестань, Лютик, твоя паника начинает передаватьсяПлотве.

– Не смейся. Если б ты видел то, что я…

– Заткнись, дьявольщина. Едем, я хочу до темнотыобеспечить тебе переправу.

– Мне? А ты?

– У меня есть дела по эту сторону.

– Да спятил-то, кажись, ты, Геральт. Тебе что, жизнь немила? Какие еще дела?

– Не твоего ума… Я еду в Цинтру.

– В Цинтру? Нет уже Цинтры.

– Ты что это?

– Нет, говорю, Цинтры. Есть пепелище и куча камней.Нильфгаардцы…

– Слезай, Лютик.

– Что?

– Слезай! – Ведьмак резко обернулся. Трубадурвзглянул ему в лицо и мигом слетел на землю, отступил на шаг, споткнулся.

Геральт слез медленно. Перекинул поводья через головукобылы, минуту стоял в нерешительности, потом вытер лицо, не снимая перчатки.Присел на край ямы, оставшейся от вывороченного куста свидины скроваво-красными плодами.

– Иди сюда, Лютик, – сказал он. – Садись ирассказывай, что с Цинтрой. Все.

Поэт сел.

– Нильфгаардцы вошли туда через перевал, – началон после недолгого молчания. – Тысячи. Окружили армию Цинтры в долинеМарнадаль. Разгорелся бой, длившийся целый день от зари до ночи. Люди из Цинтрыяростно сопротивлялись, но их наполовину перебили. Король погиб, и тогда ихкоролева…

– Калантэ.

– Да. Не допустила паники, не позволила оставшимсяразбежаться, собрала вокруг себя и знамени, кого только смогла, они прорвалисьсквозь кольцо, выбрались за реку к городу. Кто сумел.

– А Калантэ?

– С горсткой рыцарей защищала переправу, прикрывалаотступление. Говорили, билась, как мужчина, кидалась, словно сумасшедшая, всамый водоворот. Ее искололи пиками, когда она мчалась на нильфгаардскуюпехоту. Тяжелораненую, вывезли в город. Что в манерке, Геральт?

– Водка. Хочешь?

– Пожалуй.

– Продолжай, Лютик. Говори все.

– Город в принципе не защищался, осады не было, ужнекому было стоять на стенах. Остатки рыцарей с семьями, вельможи и королева…забаррикадировались во дворце. Нильфгаардцы взяли дворец с ходу, их маги в пыльраскрошили ворота и часть стены. Не поддавался только донжон, видимо, был сильнымичародеями заговорен, потому что сопротивлялся нильфгаардекой магии. И все жечерез четыре дня нильфгаардцы ворвались в покои. Но не застали никого живого.Никого. Женщины убили детей, мужчины убили женщин и кинулись на мечи либо… Чтос тобой, Геральт?

– Продолжай, Лютик.

– Либо… как Калантэ… Головой вниз с балкона, с самоговерха. Говорят, просила, чтобы ее… Никто не хотел. Тогда она доползла добалкона и… головой вниз. Рассказывают, с ее телом делали ужасные вещи. Не хочуоб этом… Что с тобой, Геральт?

– Ничего, Лютик… В Цинтре была… девочка. ВнучкаКалантэ, лет десяти-одиннадцати. Ее звали Цири. О ней слышал что-нибудь?

– Нет. Но в городе и дворце была жуткая резня, и почтиникто не уцелел. А из тех, кто защищал башню, не выжил никто, я же сказал.Большинство женщин и детей из самых знатных родов были именно там.

Ведьмак молчал.

– Калантэ, – спросил Лютик. – Ты знал ее?

– Знал.

– А девочку, о которой спрашиваешь? Цири?

– И ее знал.

От реки понесло ветром, по воде пошла рябь, ветер рванулветки. С них мигочущей пылью полетели листья. «Осень, – подумалведьмак. – Снова осень».

Он встал.

– Ты веришь в Предназначение, Лютик?

Трубадур поднял голову, глянул на него широко раскрытымиглазами.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ответь.

– Ну… верю.

– А знаешь ли ты, что одного Предназначения мало? Чтонадобно нечто большее?

– Не понимаю.

– Не ты один. Но так оно и есть. Надо нечто большее.Проблема в том, что я… Я уже никогда не узнаю, что именно.

– Что с тобой, Геральт?

– Ничего, Лютик. Давай садись. Едем, день пропадает.Как знать, сколько времени нам потребуется, чтобы найти лодку, а лодка нужнабудет большая. Не оставлять же Плотву.

– Переправимся вместе? – обрадовался поэт.

– Да. На этом берегу мне уже искать нечего.

– Йурга!

– Златулина!

Она бежала от ворот, развевая выпроставшимися из-под платкаволосами, спотыкаясь, крича. Йурга бросил вожжи слуге, спрыгнул с телеги,помчался навстречу, ухватил ее за талию, крепко поднял, закружил, завертел.

– Я приехал, Златулинка! Вернулся!

– Йурга!

– Вернулся! Эй, раскрывайте ворота! Хозяин вернулся!Эх, Златулинка!

Она была мокрая, пахла мылом. Видимо, стирала. Он поставилее на землю, но и тогда она, вцепившись, не отпускала его, дрожащая, теплая.

– Веди в дом, Златулина.