Между тем сформировался и отрад для постоянных действий в Кабарде, под командой полковника Кацырева, имя которого скоро загремело по всей Кавказской линии. Отряд состоял из батальона Кабардинского полка в тысячу штыков, при четырех орудиях, и из двух сотен линейцев; накануне нового года он был уже в Екатеринограде, готовый к выступлению.

Ему предстояло идти к Татартубу и по пути истребить Боруковские аулы, принадлежавшие узденям Кучука Джанхотова. Но, чтобы скрыть истинные цели движения, Кацырев сначала вторгся в Малую Кабарду. Там, у Голюгаевской станицы, к нему присоединилось двести конных чеченцев и сотня моздокских казаков, под командой известного чеченского пристава капитана Чернова, и соединенные силы ночью на второе января быстро перешли на левый берег Терека и двинулись прямо на боруковцев. В то же время особый отряд, высланный из Елизаветинского редута со штабс-капитаном Токаревским, отрезал аулы от гор, откуда также должны были теснить кабардинцев мирные племена осетин дигорцы и аладирцы. Аулы были таким образом окружены, но оказались почти пустыми: кабардинские семейства успели заблаговременно выбраться в горы, и только в двух аулах, Баташева и Анзорова, стремительно налетевшая конница застала и истребила до тридцати человек и двенадцать захватила в плен.

Разорение пустых аулов, конечно, не могло уже произвести большого впечатления на кабардинцев, и Кацырев быстро повернул на речку Шагволу к аулам али-Мурзы Кудякова, но и эти оказались пустыми. Тем не менее, при переправе через реку Урух произошла горячая перестрелка, стоившая кабардинцам двух известнейших предводителей, а русским – храброго штабс-ротмистра Якубовича, раненного ружейной пулей. Отряд пошел дальше к горам, предавая огню и опустошению лежавшие по пути аулы, но кабардинцы сами предупреждали его, истребляя постройки и запасы, и наконец, отняли у отряда всякую возможность кормить лошадей. Восемь дней провел отряд в беспрерывных движениях, и восемь дней довольствовал лошадей жалкой травой, оставшейся еще под снегами. Вдобавок настали оттепели, и снег почти весь сошел; кабардинцам открылась возможность угнать табуны свои в горы, и попытка захватить один из них, десятого января в ущелье Вогацино вызвала только напрасную перестрелку и напрасные потери. Ни одно отчаянное нападение не удавалось: отряд был окружен наблюдательными кабардинскими пикетами и скрытые движения были невозможны. В таких обстоятельствах Сталь решился предписать отряду прекратить военные действия до более благоприятного времени.

Потеря кабардинцев в делах с Кацыревым была значительна главным образом в том, что у них, как нарочно, перебиты были лучшие их вожаки. Но и со стороны русского отряда общая потеря простиралась за тридцать человек убитыми и ранеными.

В то же время действовали и отдельные отряды майоров Курилы и Тарановского. Курило четырнадцатого января ходил к верховьям Малки со стороны Георгиевска, но возвратился без всяких результатов и без добычи. Тарановский действовал гораздо удачнее. Переправившись за Малку в селении Солдатском и оставив пехоту на реке Чегем, он с одной конницей, состоявшей из семнадцати волжских казаков, пятидесяти осетин и семидесяти пяти бабуковцев (жителей мирного кабардинского аула, поселенного на земле волжских казаков), бросился за реку Шалуху и, не потеряв ни одного всадника, истребил кабардинский пикет в двадцать человек, захватил триста пятьдесят шесть лошадей и до двухсот голов рогатого скота. Ермолов обратил особое внимание на участие в этом походе бабуковцев и, чтобы окончательно рассорить их с кабардинцами, приказал: “Из получаемой добычи в делах, где будут находиться бабуковцы, непременно давать им некоторую часть оной, а если не захотят брать, то принуждать к тому”.

Отряд Кацырева между тем не вышел из Кабарды и лишь переменил систему своих действий. Нужно сказать, что в те времена вся Большая Кабарда подчинялась четырем княжеским фамилиям: бек-Мурзины и Кантукины, владели землями против линии, простиравшимися до горной Осетии; аулы Атажукиных и Мисостовых скрывались при верховьях Баксана, сообщаясь непосредственно с Закубаньем, поддерживавшем в них дух мятежа и сопротивления. И вот, непрерывными движениями между Баксаном и Тереком Кацырев держал аулы бек-Мурзиных и Кантукиных, не имевших выхода из своих гор, в постоянном страхе и ожидании нападений и прекратил их набеги на линию. Но в аулах Мисостовых и Атажукиных, где возникло сильное стремление к побегу за Кубань, чему воспрепятствовать Кацырев был не в силах, возможность скрыться от преследования русских войск поддерживала пламя бунта и жажду мстительных нападений на русские пределы.

Для наблюдения за этими последними аулами Сталь составил новый отряд из двух рот Тенгинского полка, сотни линейцев и части бабуковской конницы, при трех орудиях, под начальством майора Курило, и расположил его на Малке с тем, чтобы он постоянными переходами мимо деревень Мисостовых и Атажукиных держал их в страхе за свои собственные жилища. Мера эта, однако, не дала ожидаемых результатов. Еще отряд не успел сосредоточиться, как пятьсот закубанских наездников, под предводительством беглых кабардинских владельцев Атажука Магометова, Хамурзы Джембулатова и Карачая Казиева, перешли Кубань в верховьях, близ Каменного Моста, и тридцать первого января 1822 года уже были в тех абазинских аулах, которые в прошлом году были истреблены майором Курило. Под прикрытием этой партии около двухсот пятидесяти семейств из мятежных кабардинских аулов, Жантемирова и Трамова, ушли за Кубань со всем своим имуществом. Воспрепятствовать этому побегу при наличных силах не представлялось никакой возможности; войск не было, стянуть же сюда все роты Тенгинского полка, расположенные по селениям Ставропольского уезда, было бы мерой крайне рискованной, потому что та же партия, предводимая такими отчаянными разбойниками, ринулась бы немедленно на беззащитные селения и предала бы их грабежу, огню и опустошению.

При настоящих обстоятельствах ей, однако, не было возможности значительно вредить русским селам. И тем не менее скоро она встревожила линию несколькими дерзкими нападениями. Четвертого февраля, почти в полдень, донского войска хорунжий Тетеревятников ехал с поста Шараповского на пост Кумский. На половине дороги между ними лежал пост Танлыцкий, на котором почему-то не было приготовлено для него конвоя. Тетеревятников на “авось” поехал дальше, сопровождаемый только одним драбантом. Верстах в трех от селения, на спуске в балку, он вдруг очутился перед пятисотенной партией. Деваться ему было некуда. Между тем человек семь горцев уже скакали к нему навстречу. Грянул залп, и драбант упал мертвый; лошадь его и все имущество офицера, бывшее в тароках, стало добычей горцев. Сам же Тетеревятников, воспользовавшись удобным моментом, соскочил с коня и спрятался в кустах. Выстрелы были услышаны между тем на соседних постах. Поднялась тревога, и к месту происшествия поскакали, с одной стороны, донские посты, под личной командой командира полка подполковника Тарасова, с другой – конный резерв Кубанского казачьего полка, с сотником Кузнецовым; собралось всего около девяноста казаков.

В то же время, по ту сторону балки, несся на тревогу весь Кумский пост из десяти казаков, при уряднике Вагине, не подозревая гибели, закрытой от него крутыми склонами балки. Напрасно казаки Тарасова кричали им об опасности; те с налета ринулись прямо в овраг и неожиданно врезались во всю пятисотенную партию.