– Через реку ходит паром, – объяснил Ситлоу, пока они стояли под деревьями неподалеку от маленького скопища хижин и складов. – А дальше дорога ведет на Северо-Запад. Мы забрались так далеко на юг, чтобы обойти худшую часть болота, но отсюда путешествовать намного проще. Через пару дней ходьбы доберемся до Прандергала, это достаточно большой поселок. Там добудем лошадей.

Рингил знал о Прандергале. Он видел, как его изначальных обитателей выгнали из домов на дорогу, ведущую на юг – в то время поселок еще назывался Ипринигил. Он кивнул.

– А сегодня вечером?

– Остановимся тут. Паром заработает утром. – Ситлоу неприятно оскалился. – Или ты хочешь, чтобы я призвал аспектную бурю и нашел способ обойти трясину?

Рингил сдержал дрожь. Он взглянул на Шерин.

– Нет, спасибо. Не думаю, что кто-то из нас готов к этому.

– Уверен? – Двенда продолжал скалить зубы. – Подумай. Ты можешь оказаться дома, в Трелейне, спустя дни, а не недели. И ты их даже не заметишь – ты вообще не почувствуешь, как течет время.

– Да уж, я знаю, как это все ощущается. Сделай милость, угомонись.

Они отправились в единственную гостиницу в лагере – домишко с земляным полом и соломенной крышей, дюжиной столов на козлах и длинной деревянной барной стойкой на первом этаже. У дальней стены была лестница, ведущая к отгороженной перилами площадке с дверьми. Они пробрались к бару сквозь шум и гам, устроенный немытыми бородачами, и сняли комнаты на ночь. Рингил не видел очевидных изменений в Ситлоу и других двендах, но они явно наложили на себя какие-то чары, потому что никто не обращал внимания на их внешность и диковинные наряды. Трактирщик – смуглый крепыш, неотличимый от посетителей – взял у Пелмарага монету с коротким кивком, попробовал на зуб и спрятал в карман, а потом взмахом руки указал на стол в углу, у окна. Они заняли места, вскоре подали ужин: свиные ребра и полные кружки пенящегося эля. Все оказалось на удивление съедобным, по крайней мере, по меркам Рингила, хотя он видел, как двенды обменивались кислыми взглядами, когда жевали.

Он обнаружил, что не может вспомнить, что они ели во время путешествия по Олдрейнским болотам. Ситлоу каким-то образом доставал еду, призывал ее колдовством, и она таяла во рту, как прекраснейшие кусочки мяса в меду и лучшие вина, что хранятся в погребах Луговин. Но остальное…

Да чего там, все целиком…

Он понял: воспоминания тускнеют, причем быстро – болота, все, что он там видел и делал, растворяются, как последний сон перед пробуждением, превращаются в бессмысленные обрывки, дразнящие образы без содержания, бессвязную последовательность событий, не скованную узами времени и логики.

Он резко перестал жевать, и на миг еда превратилась в комок опилок и жира, который невозможно проглотить. Жара, свет ламп и шум этого места перешли в глухой, нестерпимый рев. Он уставился на сидящего напротив Ситлоу и увидел, что двенда за ним наблюдает.

– Все тускнеет… – пробормотал Рингил с набитым ртом. – Я не могу…

Ситлоу кивнул.

– Да. Этого следовало ожидать. Ты вернулся в определенный мир, опять скован по рукам и ногам узами времени и причинно-следственных связей. Твое душевное здоровье окажется под угрозой, если ты будешь помнить все прочее, и альтернативы покажутся слишком реальными.

Рингил с трудом проглотил то, что было во рту.

– Кажется, все превращается в сон, – растерянно проговорил он.

Двенда ответил ему грустной улыбкой и слегка наклонился вперед.

– Я слышал, что сны – единственный способ, позволяющий твоим соплеменникам найти дорогу в Серые Края. Только безумцы или наделенные нечеловечески сильной волей могут там остаться.

– Я…

Кто-то тяжелый врезался в Рингила сзади и выбил из головы фразу, прежде чем он сумел подобрать нужные слова. Мысли покатились прочь, словно рассыпавшиеся монетки по мостовой – и с каждым блестящим кругляшом, исчезающим в сточной канаве, пропадала толика смысла.

Он сердито развернулся на скамье и рявкнул:

– Какого хрена ты не смотришь, куда прешь?

– Ох, гражданин, я дико извиняюсь. С радостью заплачу за пролитое, если ты… Гил? Рингил, мать твою, ты ли это?!

Эгар Драконья Погибель.

Он возник в свете ламп, посреди царящего в таверне шума и гама, словно легендарный воитель, выходящий из тумана на поле боя. Широкоплечий, высокий, весь растрепанный, с косматой гривой, унизанной маленькими железными талисманами. Над его плечом торчало укрытое кожаным чехлом верхнее острие копья-посоха, на поясе висели топорик и дирк с широким прямым лезвием [3]. От него несло болотом и холодом, и он явно только что вошел в таверну. Его покрытая шрамами бородатая физиономия расплылась в улыбке от уха до уха. Он схватил Рингила за плечи и стащил со скамьи, приложив не больше усилий, чем отец, поднимающий младенца-сына.

– Клянусь яйцами Уранна, дай-ка я на тебя посмотрю! – заорал маджак. – Какого хрена ты ищешь в этой груде навоза? Так это ты – некто из прошлого, кого я должен узнать и спасти? Тот хрен в плаще говорил про тебя?!

И все рассыпалось на части.

Рингил будто вновь угодил в один из аспектов болотной реальности. Время застопорилось, замедлилось, словно застряло в грязи. Его восприятие исказилось и смазалось – он воспринимал происходящее посредством иного, притупленного набора ощущений.

Вот Ситлоу вскакивает, широко распахнув глаза.

Эгар, поддавшись интуиции воина, напрягается, и его рука без промедления ложится на рукоять широкого дирка у бедра.

Сидящие за соседними столами поворачивают головы в их сторону.

Эшгрин, который расположился рядом с Ситлоу, тянется к чему-то под столом.

Зыбкий блеск. Сгущаются сумерки.

– Сдается мне, вы ошиблись, господин, – сказал Ситлоу и поднял на несколько дюймов над столом ладонь с растопыренными пальцами, похожую на паука. По пальцам вдруг пробежала волна, словно в них не было костей. – Это не ваш друг.

Эгар фыркнул.

– Послушай, старина. Я этого парня узнаю в любой…

Он нахмурился.

– Это ошибка, – ласковым тоном повторил двенда. – И немудрено.

– Наверное, вы очень устали, – поддакнул Эшгрин.

Эгар широко зевнул.

– А ведь правда. Какая забавная хрень. Я бы мог поклясться, что…

Позже Рингил сам не мог объяснить, что заставило его заорать и взмахнуть рукой, сметая все со стола. Тактика трактирной драки, выскочившая из темного кармана памяти, куда он заглядывал редко. Лампа в центре перевернулась, и из нее вылилось масло. Вспыхнуло пламя, побежало вдоль тарелок и перевернутых кружек. Он вскочил, подцепив столешницу обеими ладонями, и опрокинул ее на Ситлоу.