– Ну, вперед. Задницу в седло.

– Сперва дай мне его меч.

– На хрен тебе его меч? Что не так с тем, который у тебя за спиной?

Рингил уставился на Эгара, словно тот начал бормотать, как демлашаранский мистик. Маджак остановился на полпути и развел окровавленными руками.

– Чего еще?

Рингил поднял правую руку, словно движение причиняло ему боль, медленно и как-то изумленно завел за спину и коснулся рукояти меча… По правде говоря, будто ласкал чужой член. Эгар смущенно топтался на месте, возился с собственным топориком.

– Чудила ты, Гил. Каким и был всегда. Пошевеливайся.

Они со всех ног бежали к погруженному во тьму причалу, с двух сторон поддерживая спотыкающуюся Шерин. Рингил увидел, что маджак сказал правду: даже на изгибе реки течение давало о себе знать: на поверхности довольно быстро плыли листочки и прочий мусор. Посреди ручья, на воде, озаренной беспорядочными отблесками Ленты, проступало небольшое завихрение. Паром – рыбацкий ялик без мачты, едва ли четырех ярдов в длину, – мотался на швартовых, будто спеша отправиться в путь.

– Эй! Вы! – Их заметили. – А ну, стоять, ворюги… Вы только поглядите! Эгей, остановите их, это моя лодка, твою мать…

Они запрыгнули на борт. Эгар рубанул трос и ногой оттолкнулся от сваи причала. К берегу бежали темные фигуры, вопя, жестикулируя, потрясая оружием и кулаками. Ялик поначалу удалялся с мучительной медлительностью, а потом течение подхватило его и быстро вынесло на середину реки. Пристроившись в центре суденышка и склонившись над рыдающей Шерин, Эгар ухмыльнулся Рингилу.

– Я давно такими вещами не занимался.

– Лучше пригнись, – посоветовал тот. – Они вот-вот начнут стрелять.

– Не-а. Слишком много всего случилось, никто и не подумал натянуть тетиву. Они не солдаты, Гил. – Но маджак все равно нагнулся и уперся рукой в соседнюю скамью-банку, чтобы не потерять равновесие. Вытянул шею, вгляделся. – Это всего лишь Радреш – бесится, потому что мы стырили его паром.

– Как я его понимаю.

– Ну… не хрен было так цену задирать.

Оба молча глядели, как толпа у причала бурлила от бессилия. В воду с громким плеском упало что-то тяжелое, но слишком далеко за кормой, чтобы стать поводом для беспокойства. И никто не кинулся за ними вплавь. Пара преследователей с некоторым присутствием духа ринулась вдоль берега, пытаясь не отстать. Рингил прищурился, наблюдая за ними, но через несколько секунд увидел, как бедолаги застряли в густом подлеске на краю лагеря. Погоня захлебнулась в ругательствах и оскорблениях, которые вопили им вслед, но те становились все тише. Он почувствовал, как сердце начинает успокаиваться.

А потом…

В разбитых окнах и распахнутой двери гостиницы на холме весело вспыхнуло пламя. Глядя с большого расстояния, было трудно сказать наверняка, но Рингилу показалось, что в дверном проеме застыла одинокая фигура – высокая, темная и грозная, – и пламя за спиной ее не тревожило и не мешало смотреть им вслед глазами, полными тьмы.

«Беги, если тебе так хочется, – прошептал голос в голове. – Я сосчитаю до ста».

Он вздрогнул.

Лодка стремилась вперед по темной воде, увлекаемая течением.

«Подумываю об Эннишмине, мой повелитель».

Арчет скорчила презрительную гримасу, глядя из окна. Сторожевая башня гарнизона Бексанары, была приземистой, едва ли на пару этажей выше остального блокгауза, и вид из комнаты наверху открывался такой же, как повсюду в этой местности, чтобы ей провалиться. Болота и унылые деревья под небом цвета вышибленных мозгов. Оттуда, где стояла советница императора, даже реку не было видно. Про рассветное солнце и вспоминать не стоило.

А ведь она могла выбрать любое место в этой гребаной империи…

Могла бы сейчас нежиться на пляже где-нибудь на Ханлиагской Россыпи, голыми ногами в песке, в компании кружки кокосового пива, наблюдая, как в небе над заливом разливается сияние утра. Могла бы стоять на балконе гарнизонного домика Вахты Верховий на перевале Дхашара, бодрая от горячего кофе и горного воздуха, покалывающего легкие, и наблюдала бы, как снежные орлы занимаются в вышине своими ухаживаниями, со стороны напоминающими дуэли с внезапными нападениями и громким клекотом.

«Но нет, нет – ты должна была прислушаться к своей гребаной интуиции и отправиться в эту сраную дыру на краю света. Ты должна была потащить Элит назад, в прошлое, к болезненным воспоминаниям, которые она забыла. Не смогла устоять, да? Хотела, чтобы все увидели, как Арчет Индаманинармал возвращается с триумфом и ответами на все загадочные вопросы, коими терзается Империя».

Она ничего не нашла. Две недели прочесывала поселки на окраинах эннишминских болот, расспрашивала скучающих и обиженных имперских чиновников, которые и так были не в духе из-за того, что их угораздило оказаться в этих краях. Две недели едва скрываемых насмешек и угрюмой сдержанности местных искателей артефактов – отребья, к чьему патриотизму она безуспешно пыталась воззвать, чтобы получить хоть какую-то помощь. Две гребаные недели старушечьих баек и слухов, пеших походов по болотам, чтобы поглядеть на череду валунов странной формы или скал, в которых не было никакого смысла. Пока единственным триумфом оказался еще один маяк из глиршта, похожий на тот, который Элит приволокла в Хангсет. Его вытащили из трясины в шести милях от Йештака, где он упал лицом вниз и пролежал, похоже, немало веков, никем не потревоженный. С течением времени он порос мхом и покрылся оспинами, одна из его зовущих рук отломалась. Взмокшие от пота и перемазанные грязью, они оставили его на прежнем месте и поплелись обратно в Йештак.

Арчет видела, как Файлех Ракан и его люди смотрят на нее, когда думают, что она не видит, и их было трудно в чем-то винить.

Она гонялась за призраками, и все оборачивалось вполне предсказуемо.

Теперь еще это – из-за вредительства или чьей-то бесцельной злобы Идрашану скормили в конюшне что-то не то, и он загадочным образом занедужил, из-за чего им пришлось остаться тут на ночь, чтобы поглядеть, выживет конь или умрет. В Бексанаре не было ветеринара, достойного зваться таковым, да и с охраной правопорядка дела обстояли плохо. Ракан угрозами вынудил поселкового старосту выдать нескольких вероятных подозреваемых, и теперь гвардейцы Престола Вековечного по очереди вышибали им мозги в местной тюрьме. Кроме возможности размяться, пользы от этого они не получили. Вину валили друг на друга, как обычно происходит в таких обстоятельствах, на свет всплыли подлости, местные семейные дрязги и мелкие преступления, зазвучали невероятные признания, и все это, как всегда, перемежалось болотно-туманной хренью: дескать, ветром с Северо-Востока приносит загадочную заразу, от которой страдают лошади; бандиты, одичалые остатки семей, изгнанных в болото во время оккупации, медленно превращаются в нелюдей; высокого незнакомца в широкополой кожаной шляпе и плаще стали часто замечать крадущимся ночью по улицам, словно он изучает деревню ради каких-то злых целей; во тьме мелькают темные фигуры размером с ребенка и издают жуткие, хнычущие звуки. Вытерпев это шесть часов, Арчет заставила Ракана всех отпустить.