— Здесь друзья нужны только тогда, когда есть пати, — продолжал женский голос, перебивая вибрации агрегата. — Как только товарищ слышит слово «help», пропадает с лица Майами. Друг — это тот, с кем можно пойти в бар. Все молодые люди действуют со мной по одной схеме: узнают, что работаю моделью, — проявляют бешеный интерес, узнают, что не хожу в клубы, — исчезают. Здесь принято отрываться до тридцати, а детей рожать в сорок. Мне такое неинтересно.

Стройная Аня выдала мне не менее стройный зонт, самособирающийся, как перочинный нож, и теперь я был достаточно вооружен против дождя. Помокнув на очередных крышах очередных небоскребов до очередного вечера, парень снова надел кепку и направился в сторону Майами-Бич.

Это был остров, отделенный от города заливом Бискейн, и соединенный мостами, по одному из которых я и ехал на сто двадцатом автобусе. Надо отдать ему должное — он переплюнул все предыдущие запахи и тщательно развонялся на весь залив так, что я высовывал нос в окно, чтобы привести себя в сознание соленым воздухом.

Настоящая американская жизнь затаилась в небольших барах. Здесь бородатые мужики подсаживаются за стулья, как одноклассники за парты, а после решают судьбы мирозданья. Здесь можно найти любовника, девушку, работу, жену, сокровища, оружие, проблем до горла или друзей на всю жизнь. Я часто бывал в таких барах во время путешествия по Америке и был не прочь встретить их на Майами-Бич. На деле здесь все оказалось по-другому.

Вся береговая линия Оушн-драйв была застроена ночными заведениями. Вдоль них вальяжно прохаживались филиппинки с ногами от ушей, взявшие под руки мексиканцев с пузом оттуда же, инвалиды на колясках с пивом в руках, мальчики в дырявых шляпах, дырявых пиджаках и дырявых колготках, афроамериканцы с дредами или лысиной, с девушкой или парнем, огромные стада кубинок с действительно гигантскими седалищами. Флорида — один из немногих штатов наряду с Калифорнией, где люди любят следить за своим внешним видом, но на ночной жизни, видимо, это отражалось мало. Каждый наряжался во что горазд и вытворял что горазд. Самые низшие инстинкты раскрывались здесь на славу. Казалось, Новый Орлеан может нервно покуривать кубинские сигары в стороне.

Я нырнул в первый попавшийся бар. Люди крутились вперемешку со светомузыкой, у барной стойки белый человек познакомился с латиноамериканкой, а спустя три стандартных вопроса «How are you?», «What is your name?», «Where are you from?», так и не прослушав ответы на них, принялся лизать ее губы. От такого я сел на стул. Откуда ни возьмись рядом со мной нарисовались две пышногрудых девушки.

— Эй, хаюдуинг? — улыбнулась одна из них мне, неумело подмигнув левым глазом.

— Скажи ему, пусть купит нам два коктейля. И мы ему отсосем! — обратилась к подруге вторая.

— Да ты посмотри на его волосы! Он пидор! Ему пацанов надо. Пошли отсюда, вон в том углу ничего такой сидит.

Этого было достаточно. Я пулей выбежал из бара и поплелся по улице в сторону пляжа. Дождь закончился, и влага застыла в воздухе, как ложка в сметане. Я не мог жить в таком мире. Мне была абсолютно чужда идеология вседозволенности. Где моральные ценности, от которых я отказывался вначале? Верните их! В моей голове родились свежие нормы, осознанные, и они отличались от прежних немногим.

Человечеству предоставлен обширный выбор в совершаемых глупостях, и самая низшая из них — Майами-Бич в пятницу вечером. Здесь было все, что требовали люди — хлеба и зрелищ. Чем быстрее в обществе ослабевают моральные ценности, тем быстрее гибнет цивилизация. Жить вне их — это жить вне знаний, вне веры. А вера, как известно, — фундамент. Этот мир кем-то устроен. Если человек едет на автомобиле в городе, то ему следует соблюдать простые идеи: ехать прямо там, где поворот запрещен, останавливаться на красный сигнал светофора, пропускать помеху справа. При несоблюдении элементарной идеологии можно влипнуть в неприятную аварию. Моральные нормы — это понятные правила социума, которые следует выполнять, чтобы не влипнуть, и нет ничего фантастического или вдохновляющего в том, чтобы их нарушать.

У входа на пляж меня встретил голубой стенд с белой кнопкой. Я жмакнул ее большим пальцем, а он взамен прыснул в меня какой-то склизкой мазью. Даже ночью Майами-Бич переживал, чтобы я не обгорел. Песок был мокрый и теплый. Каждые двести метров стояли будки внимательных спасателей. Очевидно, днем они предназначались для внимания и спасения, но ночью был другой случай. В каждую вторую будку забиралась пара, а иногда тройка или четверка, и спаривалась — когда тихо, а когда так, что океан с шумом убегал обратно.

Рука открыла журнал и вывела:

Журнал захлопнулся, а спустя пять минут дополнился строчками:

Я дошел до берега, снял кроссовки, шорты и плюхнулся на песок. Холодная волна накатилась на полтуловища и сползла обратно. Ну, здравствуй, Атлантический океан. Месяц назад я приветствовал Тихий, а ныне глажу тебя. Жизнь продолжается. Я проехал Америку от побережья до побережья, миновав пустыню на западе. Это дикая, по-прежнему необузданная страна, история которой вершится каждый день. Нет такой нации — американец. Сюда стекаются люди со всего света, с причудливыми, зачастую трагичными судьбами, и сплетаются ими здесь же, образуя великую страну — Соединенные Штаты Америки.

Еще недавно я совсем не хотел ехать сюда. Меня глубоко отторгало то, что говорили другие об этом месте. Затея казалась слишком скучной и банальной, все эти route 66, сравнения east coast и west coast, сплетения рас и национальностей, выход на сто тысяч долларов в год — все это будто уже было пройдено другими.

Но вот я приземлился в аэропорту Сан-Хосе посередь Силиконовой долины, только смахнувший осевшую китайскую пыль. Один с рюкзаком на другом континенте. Без понятия, что делать дальше. С первых же секунд я обалдел. Отчего все таможенники такие открытые, но справедливые, почему все улицы перпендикулярны, зачем афроамериканцы носят большие цепочки и орут рэп громко-громко, что от меня хотят все, постоянно спрашивая «хаюдуинг», почему они все время что-то быстро лопочут с улыбкой, зачем платить таксы сверх каждой покупки, почему на мои объяснения все залаживают «вотсап» да «вотсап», не может быть, здесь еда дороже российской в три раза, а что такое органик-фуд, одежда и впрямь даже у женщин на размер больше, дайте я скачаю все шрифты с вашего хипстерского плаката, да здесь же «Эпл», «Гугл», «Стэнфорд», «Хьюлетт-Паккард» на одной дороге, сколько-сколько тысяч баксов у тебя зарплата, какого черта здесь так много крутых машин, все гигантские дома с гаражами как из фильмов, все ходят довольные и машут рукой, мне страшно, ничего не понимаю!