Он открыл один из клапанов пояса, набрал горсть золотых монет.

– Сеймены![122] – закричал громко. – Я отдаю вам все, что есть у меня ценного! Вот – ловите!

Он швырнул монеты на каменистый склон. Золотой дождь засверкал в лучах заходящего солнца, брызнул на воинов и со звоном рассыпался по камням. На мгновение спахии остолбенели. Потом дружно пригнулись и бросились, обгоняя друг друга, рыскать, выискивая блестящие кружочки.

– Вперед! Гнев Аллаха на вас, шайтаново отродье! – гремел Гамид. – На обратном пути все соберете!

Никто его не слушал. Нескольким воинам посчастливилось – они сразу нашли по три-четыре монеты. Это распалило зависть и жадность остальных. Началась ссора. Те, кто ничего не нашел, требовали поделить добычу поровну. Счастливчики, поддерживая друг друга, отказывались делиться с товарищами.

Гамид бегал от одного к другому, просил, грозил, умолял. Но на него не обращали внимания. Тогда он в отчаянии завизжал:

– Паскудные шакалы! Вонючие гиены! Я перестреляю вас! Упеку на галеры, гяурские свиньи!..

Спахии приутихли. Но ни один не собирался оставлять место, где можно было быстро разбогатеть на тысячу курушей. Такое случается не часто!

Время шло. Солнце опустилось за далекие вершины гор. В долинах сгустилась тьма. Только западная часть неба горела багровым заревом и на вершинах было еще светло. Арсен продолжал следить за своим отрядом – он уже поднялся на последний скалистый кряж и исчезал за горизонтом. Если бы еще немного задержать спахиев, чтобы они не заметили в сумерках, куда он сам уйдет!

Вдруг Гамид, что-то сообразив, закричал:

– Воины, не теряйте времени! У этого гяура много золота! Я знаю, он несет гайдуцкую казну. Догоним его – и вся добыча будет вашей! Вперед, смельчаки!

Сначала нехотя, а потом все быстрей и быстрей спахии начали карабкаться вверх. Теперь они не отступят: их подгоняла жадность к золоту, заманчивая мысль о легкой наживе.

– Стойте, сеймены! – крикнул Арсен. – Все равно не догоните меня! Вот, нате последнее!..

Он снова широко разбросал по склону горсть монет.

Спахии вновь остановились. Напрасно Гамид кричал, грозил страшной карой, ругался – ничто не помогало. Его воины как обезумели – копошились в камнях и песке, отталкивали друг друга, выхватывая из рук кусочки холодного желтого металла.

Арсен быстро надел на себя пояс, ставший значительно легче, и кинулся догонять товарищей.

Вскоре совсем стемнело. Когда он поднялся на противоположную гору и оглянулся, позади все было покрыто густою тьмой.

В полночь беглецы подошли к кладенцу Студена Вода.

В гайдуцком стане они позволили себе короткую передышку. Старый пастух-горец угостил их ужином, оседлал для всех свежих коней, принес из кладовки одежду спахиев. За ужином состоялся короткий совет.

– Думаю, нам следует переодеться, – сказал воевода. – По Старой Планине теперь рыскают, кроме Гамида, и другие отряды спахиев и янычар. Так наденем и мы на некоторое время их шкуру, чтобы ввести их в заблуждение. А султанский фирман станет для нас надежным пропуском…

– Хорошая мысль, – сразу согласился Арсен, а в голове сразу родился другой план. Не зная, как отнесется к этому воевода, казак начал издалека: – Однако, друзья, мы должны сейчас обсудить, как доставить фирман на Украину. Время идет. Наступила весна. Через месяц-другой турки могут двинуться в поход…

Он замолчал, внимательно всматриваясь в каждого.

– Что ты предлагаешь? – наконец нарушил молчание воевода.

– Я предлагаю всем двинуться на Украину! Воеводе Младену надо долго лечиться. А с нами будет Якуб. Он и в дороге найдет лекарства… Под видом спахиев, везущих султанский фирман, мы легко преодолеем наш путь!

– Младену трудно будет ехать верхом, – промолвил Якуб.

– Нам бы только добраться до Дуная, – ответил Арсен. – А там мы купим у валахов хорошую каруцу[123]…

Он вопросительно взглянул на воеводу. Тот долго молчал. Все ждали, что он решит.

Нарушила тишину Златка.

– Поедем, отец, – попросила тихо. – Все равно ты не скоро вернешься в отряд… А Драган – надежный байрактар.

Младен лежал с закрытыми глазами на широкой скамье, застеленной одеялом. Якуб успел наложить новую повязку на рану, и острая боль стала постепенно утихать. Воевода думал. Долго думал. Потом тихо произнес:

– Я согласен, друзья. И вправду, наша поездка к руснацким военачальникам принесет большой вред османам, а это на пользу Болгарии!

Арсен облегченно вздохнул. Вот он, путь на отчизну!..

Замелькали, закружились в голове мысли, тревожно забилось сердце. Неужели через месяц-другой он будет на родной земле? Неужели вдохнет солоновато-горький полынный запах, смешанный с запахами созревающего жита и кудрявого любистка? Принесет в Сечь кошевому отчет о своих странствиях в чужих краях да выпьет с товарищами ковш жгучей горилки или игристого меда? Неужели, наконец, отворит скрипучие двери низкой хатенки над Сулою, прижмет к груди поседевшую родимую неньку, онемеет от счастья, вглядываясь в дорогие сердцу лица сестры и деда?

Сладостно-мучительные видения проплывали перед мысленным взором одно за другим, как марево, и так же внезапно, как марево, исчезали.

Дыхание Арсена участилось. Прикрыл глаза, чтобы подольше задержать в мыслях картины родной земли, возникшие перед ним.

О родная земля! Ты как мать – единственная и неповторимая! И совсем необязательно, чтобы ты была самая красивая. На свете есть, возможно, другие страны, полные волшебной красоты, где ласковый шум морского прибоя сливается с нежным пением радужных птиц, а запахи лавра или магнолии настояны на свежести южных ветров.

Ну так что ж!

Пусть ты скромнее в убранстве, пусть твоя красота не так заметна и не каждому бросается в глаза, но от этого ты не менее любима и дорога сыновьему сердцу, родная земля! Ты вошла в него вместе с молоком матери и шумом старой вербы у калитки, с плачем чайки у степного озерца и золотистым шорохом пшеничной нивы за селом, со звуками родного языка и девичьих песен по вечерам. Всем этим и многим другим, часто незаметным для глаза, ты, отчизна, вросла в сердце так прочно, что нет на свете силы, способной вырвать тебя из него и заменить другой…

В дни радости и в дни горя все чувства и помыслы наши мы отдаем тебе, родная земля, отчизна дорогая! Веселишься ли ты от полноты счастья, истекаешь ли кровью и на пожарищах воздеваешь к небу руки в проклятьях и мольбе, мы всегда с тобою, где б мы ни были. И пока бьется в груди сердце, мы не перестанем любить тебя, родная земля!