Андред раздраженно тер глаза: они страшно слезились от этого дыма. Поверхность зеркала давно уже стала мутно-серой, и эрлу подумалось, что вряд ли его филид хоть когда-нибудь отмоет ее дочиста.

– Ну что же, славный эрл, – скрипучий голос Фросина зазвучал отчетливо, – раз ты так хочешь подглядывать – гляди.

Андред склонился над зеркалом. На его глазах мутная пелена начала таять, и потомок Карадауга увидел то, что так давно выслеживал: Друст страстно, неистово, самозабвенно целовал королеву.

– Не надо, Друст, пожалуйста, не надо…

– Любимая, я не могу без тебя! Ты жизнь моя… они все внизу, меня не видел никто… никто не узнает…

– Пусти, прошу, не надо!..

– Я умираю без тебя, каждый день, каждую ночь…

Не разжать кольцо его рук, властных и настойчивых, не уклониться от его губ, влажных и горячих, не прогнать воспоминаний о безумной любви, яростной и отчаянной, – и всё же:

– Друст, умоляю, остановись! Ты погубишь себя, меня и Марха!

Андред вбежал в зал с зеркалом в руке и крикнул:

– Король, ты так упорно отказывался поверить в измену Друста и Эссилт? Так смотри!

Марх закусил губу, застонал от гнева и отчаянья: «Глупец, мальчишка, себялюбец! Навсегда изгоню из Корнуолла… чтобы ни ногой сюда впредь! Изгоню, но только как же мне сейчас ее спасти?.. да за что же это нам?!» Король увидел в зеркале то, чего не желал видеть Андред и едва ли способны были заметить эрлы: отчаянье на лице своей жены. Несчастная жертва насильника.

Эрлы с криком «смерть предателю!» повскакали со своих мест, и Марху не осталось ничего другого, как вместе с ними помчаться наверх, в покои Эссилт.

Король лихорадочно соображал, есть ли из темниц Тинтагела возможность выйти в аннуинскую часть замка.

Ворвалась стража… как, почему они узнали, что я здесь?! – потом эрлы, и – дядя.

Он посмотрел на меня так, что лучше бы мне быть изрубленным в куски его воинами.

Эссилт стояла за моей спиной; я чувствовал, как она дрожит от страха…

Что я наделал!

Я мог бы перебить корнуэльских эрлов, мечом проложить нам путь к свободе, но… у дверей стоит мой дядя. Мой король.

Я не подниму меча на его.

Но иначе нас убьют. Нас обоих. Эссилт убьют из-за меня!

Что мне делать?! Как вырваться отсюда, как спасти ее?!

Я не могу-у-у…

Друст закричал – и эрлов мороз пробрал по коже. Яростный, отчаянный крик, нечеловеческий рев, оглушительный вопль, обернувшийся безумным ржанием.

Обернувшийся.

Вместо племянника короля эрлы увидели белого жеребца; королева, судорожно хватавшаяся за плечи Друста, вцепилась ему в гриву, не понимая, как оказалась на спине коня. И прежде, чем кто-нибудь успел хоть как-то осознать, что произошло, конь в два скачка подлетел к окну, копытами вышиб ставни – и выскочил в черноту штормовой ночи.

Дважды и трижды глупец! Всю жизнь превратиться никак не мог, а тут – нашел день! Самый подходящий, ничего не скажешь!

Да мне в дюжину раз проще было бы укрыть тебя от гнева моих эрлов, чем найти тебя там, куда ты ускакал свернуть свою дурную голову и унес мою Эссилт!

Да умчись ты туда один, я бы ни за что…

Но она – с тобой. И отдавать ее в жертву ночи Самайна… нет. Скорее погибну сам.

Я должен спасти вас – даже если это невозможно.

* * *

Марх скинул с плеч мантию, расстегнул и бросил на пол пояс с мечом… – и оцепеневшие эрлы услышали еще более жуткий крик, чем вопль Друста. В крике короля не было ни ярости, ни отчаянья, но там звучала такая дикая нечеловеческая мощь, что явись сюда сам Араун, древнейший король Аннуина, люди не смогли бы испугаться сильнее.

Порыв ветра из распахнутого окна. Холод. Дождь. Страх. Пламя факелов полегло.

И навстречу ветру король Марх рванул вперед – громом показался стук его копыт. Эрлы едва успели податься в стороны. Исполинский черный как смоль конь легко перемахнул подоконник – и тщетно было бы искать на земле следы этого скакуна.

Андред очнулся первым. Подошел к окну, выглянул наружу. Выпрыгнуть из этой башни было бы смертельным для любого… но, разумеется, только не для тех, кто вот так запросто оборачивается конем.

«Ну и? Хорошо бы они не вернулись оба… и всё же сколько-то их прождать придется. Так сколько?»

Словно отвечая на его мысли, подал голос никто иной, как Фросин (Андред удивился, откуда тут взялся карлик). Он заскрипел, как старое дерево:

– Никто не знает, что случится ночью в Самайн. Никому не ведомы дороги Аннуина. Ваш король либо вернется к утру, либо не вернется вовсе…

«Либо не вернется вовсе!» – Андред еле сдержал свою радость.

«Но ведь наследником до сих пор считается этот изменник…»

– А Друст? – хрипло спросил Андред. – Друст вернется или нет?

Фросин доковылял до него и, отчего-то с насмешкою, прокаркал:

– А Друста ты, благородный эрл, больше никогда не увидишь в Тинтагеле.

– Друст! Друууст!!

Всё равно, что пытаться перекричать ураган.

В эту ночь Аннуин обезумел. Мне навстречу мчатся отринутые людьми боги и вечно живые божества, мертвые герои и те твари, которых они побеждали, прекрасные сидхи и уродливые коблинай… в эту ночь весь Аннуин веселится в мире людей, и лишь я скачу им навстречу.

То проталкиваюсь сквозь толпу нелюди, то скачу навстречь урагану, то через сонмища призраков…

Куда успел умчаться Друст? Где мне его искать?

Как найти его в ночи, где всё стремительно превращается во всё возможное и невозможное?! – где ураган магии смешал все следы, точно ветер – осенние листья? Как отыскать мою девочку в хаосе и водовороте безумства?!

– Пора расплачиваться, кх-красавчик, – прокаркал Фросин, и Деноален вздрогнул: словно карлик требовал его голову. Но через миг филид сообразил, что речь идет всего лишь о свинье.

– Пойдем, выберешь.

Они спустились к свиным загонам.

Фросин лишь глянул туда и гневно завопил:

– Врушка! Врушка! Не те хрюшки!!

– Не те? – нахмурился Деноален. – Но это и есть свиньи Тинтагела…

Карлик пронзительно глянул ему в глаза:

– Придери пас, Придери пал: обманом обокрал гордый Гвидион. Друст пас, Друст спас – ой, слава Друсту, слава!

– Замолчи. Я понял, о каких свиньях ты говоришь.