Людовик знал, что Аньес, подарившая королю трех дочерей, вовсе не претендует на престол, но все равно видел в любимой женщине отца потенциальную конкурентку. Особенно напрягло дофина то, что Карл VII, вопреки отговорам родственников, подарил детям от Сорель родовой титул Валуа, а ей самой – замок под Парижем. «Мадам Боте» («Госпожа Красота») – так называл даму сердца влюбленный, как мальчишка, король. Отношения между фавориткой короля и его сыном становились все более напряженными, но Аньес словно этого не замечала. Она продолжала оставаться тонкой, соблазнительной и очаровательной. Ее женский шарм был неиссякаемым, а фантазия – неисчерпаемой. Именно Аньес Сорель стала первой во Франции женщиной, которая вслед за коронованными особами исключительно мужского пола начала носить бриллианты и вообще украшения из драгоценных камней. Она же ввела в моду длинные шлейфы-трены, которые церковники возмущенно прозвали «дьявольским хвостом». Не говоря уже о ее смелых, глубоких декольте, которые произвели настоящую революцию в моде – и не только Средневековья.

Когда Аньес в 1450 году в тяжелых муках произвела на свет четвертую дочь короля, терпение Людовика лопнуло: он приказал королевским эскулапам вместо медикамента дать любовнице его отца яд. Какой? В сентябре 2004 года гробницу Сорель в Лош вскрыли и после эксгумации ее волос, семи зубов, черепа и фрагментов кожи патологоанатомы из госпиталя университета в Лилле вынесли вердикт. Красавица, которой не было и тридцати в день смерти, скончалась не от дизентерии, как сообщалось при королевском дворе, а от огромной дозы ртути, превышавшей в десять тысяч раз (!) медицинские нормы.

Похоронили Аньес без ее знаменитых украшений. Как издевка: король, не ставший носить траура и быстро предавшийся любовным утехам в объятиях новых фавориток, им передарил драгоценности Сорель. А дофин, вскоре ставший королем Людовиком XI, и после смерти Аньес продолжал ее ненавидеть: он задумал отравить память о Мадам Боте – не разрешил прикасаться к ее усыпальнице даже своим потомкам (так продолжалось вплоть до правления Людовика XV).

Зато Вольтер посвятил Сорель восторженные строки: «Я – Аньес. Да здравствуют Франция и любовь!»

Карл VII через восемь лет после смерти Аньес серьёзно заболел: не заживала рана на ноге (возможно, ранний признак диабета), инфекция вызвала сильную лихорадку. Король призвал Людовика к себе из его изгнания у герцога Бургундского, но дофин отказался вернуться. «Доброжелатели» донесли Карлу, что его сын страстно жаждет занять поскорее его трон, даже нанял астрологов, чтобы узнать точный час смерти отца. И короля заклинило: его стала мучить навязчивая идея, что его отравят по приказу сына. Карл отказался принимать пищу, боясь присланного Людовиком яда, и 22 июля 1461 года умер от голода. (Существует и другая версия. О том, что у короля от переживаний появилась опухоль, перекрывшая горло.)

«Король умер. Да здравствует король!» – эта фраза, по сути, заимствованная с небольшой поправкой у древних римлян (королей в Древнем Риме быть не могло, это слово происходит от имени Карла Великого), впервые была произнесена при коронации Карла VII в 1422 году. Прозвучала она и при восхождении на трон Людовика XI. Человек практичный, он высоко ценил такой тихий способ устранения соперников, как отравление. И вспомнил о нем, когда его младший брат Карл II Беррийский задумал жениться на Марии, единственной дочери и наследнице Карла Смелого, герцога Бургундии, представлявшей собой в те времена весьма обширное государство. В 1472 году Карл II – ему исполнилось двадцать пять – съел в Бордо аппетитный персик, которым его угостил монах-бенедиктинец, и тихо умер.

В Париже поспешили объявить, что принц скончался от туберкулеза, потом диагноз перевели на венерическую болезнь. Но эти официальные версии долго не продержались: Лекке, главный советник Карла, распространил новость о том, что герцог был отравлен по приказу короля и взял под стражу пресловутого монаха. И тут пошли истинные чудеса!