Но кулаки Дмитрия целы. Разумеется, он не будет применять насилие, потому что он хранитель, а также директор. Это — не его компетенция. Зато защитник может. И я точно помню, что когда я привела Кирилла в штаб, именно Антон вместе с Дмитрием увели его вниз, на этаж с камерами предварительного заключения, куда после спустился и Даня, который и вёл протокол допроса.

— Если тебе есть, что сказать, Слава, то лучше сделай это сейчас, пока не стало поздно, — произносит Дмитрий. — Снова, — выдержав небольшую паузу, добавляет он.

— Мне нужно идти, — говорю я, игнорируя его слова.

Бросаю скомканный лист на стол, кивком прощаюсь с близнецами. Подхожу к выходу, но Дмитрий не даёт мне пройти.

— Ты уверена? — спрашивает он так, словно от моего ответа сейчас зависит моя собственная жизнь.

— Да, — твёрдо отвечаю я.

Пожевав губами, Дмитрий всё-таки отходит в сторону. Проходя мимо, я нарочито сильно задеваю его плечом.

* * *

Оказавшись на этаже с камерами, я теряюсь, пытаясь выискать среди синего неонового света и полумрака теней знакомое лицо. В итоге оно, это лицо, находит меня само: когда я уже прохожу мимо его камеры, Кирилл окликает меня. Подойти совсем близко к решётке ему не позволяет то, из чего она сделана — железо, а, если быть точнее, то, какое влияние оно оказывает на фейри. Поэтому Кирилл продолжает топтаться в паре шагов от неё, даже когда я подхожу ближе.

— Привет, — произносит Кирилл.

Он должен был исцелиться. За то время, что прошло между его избиением мной и этим самым мгновеньем, от его ран на лице должны были остаться лишь едва заметные следы, но вместо этого я вижу разбитые губы и сломанный нос, опухшие от кровоподтёков глаза, ссадины на щеках.

Не всё это — моих рук дело.

— Клеймо преступника, — Кирилл всё-таки подходит ближе. Осторожно просовывает левую руку между прутьев. На бледной коже внешней стороны ладони хорошо различимы чёрные полосы штрихового кода. — Не позволяет моей магии исцелить меня.

Пальцы протянутой мне ладони дрожат. Даже не трогая их, я ощущаю исходящий от кожи неестественный холод. Раны и блокировка магии убивают Кирилла.

— Тебя били?

— В смысле, кто-то кроме тебя? — Кирилл ухмыляется. — Вместе с твоим отцом был высокий широкоплечий блондин. Пару раз он врезал мне за то, что я не ответил на заданные вопросы. — Кирилл касается кончиком языка уголка губ. — Знаешь, всё же не так больно, как получить от твоих рук.

Я делаю вид, что не расслышала. Кирилл, конечно, едва ли преследует цель воззвать к моей совести, но давать ему повод хоть на мгновение уловить на моём лице тень сожаления о содеянном — то, на что я пойти не могу.

— Север приходил ко мне и просил помощи, — сообщаю я.

Кирилл настолько удивлён моим словам, что даже забывает об осторожности и, возвращая свою руку обратно, задевает прутья. Шипит от боли, а до меня доносится неприятный запах жареного мяса.

— Что он тебе говорил? — шёпотом спрашивает Кирилл.

Он хватается за своё обожжённое запястье и растирает его. Я хочу сказать, что так он делает только хуже, но вместо этого произношу:

— Говорил, что ты слепо ведёшься на любое слово королевы. Ему нужны были причины, и он думал, что найдёт их у меня, потому что когда-то давно мы были лучшими друзьями.

Кирилл облизывает пересохшие губы.

— Были, — повторяет он.

— Были, — подтверждаю я.

— И что ты ему сказала?

— Чтобы он спросил тебя о Вете.

Как только с моих губ срывается это имя, Кирилл напрягается всем телом. Будь он струной, лопнул бы со звоном, разлетающимся по полупустым коридорам.

— Он не спрашивал, — отвечает Кирилл. — Но теперь, по крайней мере, я понимаю, почему он всё время был так глубоко погружён в свои мысли. — Кирилл опускает голову вниз и смотрит на свои ноги. — Значит, я здесь, потому что ты решила принять его просьбу и помочь мне?

— Всё немного вышло из-под контроля, — честно признаюсь я. — К тому же, я подумала, что если стражи и пираты объединятся, у нас будет больше шансов противостоять оборотням.

— Рося, — на выдохе произносит Кирилл, и меня вдруг отбрасывает куда-то в воспоминания, которые больше напоминают игру воображения, потому что я не могу почувствовать их присутствие в своей жизни, но совершенно точно вижу их так, словно это было вчера: Кирилл также зовёт меня по имени, но при этом протягивает что-то блестящее на длинной цепочке. Я принимаю подарок, а затем беру Кирилла за руку, переплетая наши пальцы.

Нам кажется, словно мы повелеваем этим миром. Тёплый ветер забирается под футболку и ерошит мои коротко стриженные волосы. Мы стоим на самом краю крыши, но я не чувствую страха, потому что знаю, что не могу позволить себе бояться. К тому же, со мной рядом мой самый лучший на свете друг…

— Ты правда могла подумать, что это сработает? Пираты и стражи — вместе против общей угрозы?

Я фокусирую взгляд на реальном Кирилле, стоящем передо мной. Его окровавленное лицо и взгляд побитой собственным хозяином собаки действует на меня как укол адреналина прямо в сердце.

Проходит ещё секунда, и я наконец осознаю, что на самом деле натворила.

— Тебя казнят, — произношу я то, что ранее сказал мне Даня.

Кирилла мои слова никак не трогают. Сначала мне кажется, что он не расслышал, но потом я понимаю, что он просто понял это гораздо раньше меня и уже успел смириться.

— Мне не впервой придётся умирать, — говорит Кирилл с улыбкой. — Но, полагаю, в этот раз точно в последний.

Он произносит это так спокойно и умиротворённо, что непроизвольно это передаётся и мне. И каким бы диким это не могло бы показаться со стороны, но я расслабленно опускаюсь на пол, придерживаясь за прутья решётки, и усаживаюсь, скрестив ноги перед собой напротив Кирилла, когда понимаю, что больше не могу стоять.

— Ты в порядке? — спрашивает Кирилл.

— Да, — отвечаю я. — Да, я… в порядке, что… немного странно.

Кирилл внимательно следит за мной. В коридорах повисает тишина, к которой я прислушиваюсь. Единственное, чем она прерывается — это лёгкое жужжание ламп.

Спустя ещё некоторое время, проведённое в молчании, Кирилл повторяет мою позу, опускаясь на пол с трудом и попытками скрыть боль за поджатыми губами.

— Когда меня не станет, тебе придётся образумить Севера и девочек, — говорит Кирилл, усаживаясь. — Я не хочу, чтобы кто-то из них стал одержим местью.

— И как же мне это сделать?

— Не знаю, —