– Я не позволю каким-то татарским выродкам затаскать нас по судам.

Поль уже открыл рот, чтобы высказаться, а потом вспомнил о матери Дияры, которая выцеживала у дочери деньги месяц за месяцем. Доля правды в словах директора была, но и оставлять ситуацию как есть было нельзя.

– Прикроете собственный зад жизнью девчонки?

– А ты сделал что-то иное? Ты променял ее жизнь на карьеру. Да ты бы до ушей улыбался, свались она двумя часами позже в твоей квартире!

Кифер вздрогнул. Но пусть лучше думают так.

– Мы должны дать деньги ей на лечение, – внес нотку здравого смысла Савельев и быстро добавил на понятном Беспалову языке: – Это будет дешевле, чем потерять зрителей из-за СМИ. Нужно их задобрить.

– Мы и так понесли колоссальные убытки! – взревел директор, брызжа слюной. Лебковская отступила. – Мы снимем спектакль, заплатим журналистам, да еще оплачивать… Ты отработаешь каждую потраченную на тебя копейку. А иначе будешь разбираться с обвинениями в умышленном причинении вреда здоровью.

Беспалов обошел стол и теперь тыкал пальцем в грудь Поля. Но, нарвавшись на ответный взгляд, вдруг отступил и примолк. Что он увидел в лице Кифера? Это ледяное обмертвение, сковавшее все тело?

– Мы выплатим половину, – наконец сказал он. – Остальное заплатишь из своего бюджета. Или связывайся с родителями, или… если начнут возражать, скажи, что иначе пусть оплачивают полную стоимость лечения. И позаботься о клинике. Я больше не хочу слышать имя Дияры Огневой никогда. И чтобы ни в одном театре ее не было! Все поняли?

– Что делать со СМИ? – попытался вернуть разговор в конструктивное русло один из присутствующих. – Они нас сожрут.

– Надо дать им громкую сенсацию. Новую звезду. Радуйся, Алена, ты дожила до своего звездного часа. Теперь театр будет пиарить тебя.

Еще час спустя было решено пиарить не Лебковскую, а Лебковскую вместе с Кифером. Потому что посмотреть балет, солистка которого спит с хореографом, явно сбежится больше народу. Тем более если хореограф такой скандальный.

Беспалов умел делать деньги и прекрасно разбирался в черном пиаре. Он умел лизать нужные задницы и окупил затраченное на постановку «Эсмеральды» намного раньше, чем выпустил Кифера из своих цепких лап. Потому что Кифер продавался лишь чуточку хуже Дияры.

Обзванивая клиники Петербурга в поисках лучшего лечения от анорексии, он напился до чертиков. Он хотел забыть о ней навсегда, как о страшном сне. Он злился, бесился, ненавидел ее, но не переставал о ней волноваться. Жалко. Это было жалко.

Самым отвратительным во всей этой ситуации был разговор с отцом Дияры. Что именно она натворила, непонятно, но он наотрез отказывался ее видеть. Сказал, что истинные мусульманские девочки чтят родителей, не перечат им и уж точно не спят с какими-то мерзкими французами вдвое себя старше. Киферу пришлось напомнить Ильшату Огневу, что его дочь нуждается в деньгах на лечение и, если он не приедет в Петербург для встречи, закрыв свой поганый рот на замок, он не только будет платить из своего кармана, но и оскандалится в СМИ. Это был блеф, но очень действенный.

Осознав, что только что купил Дияре встречу с отцом, а себе – свободу, Поль откинулся на подушки дивана и закрыл лицо руками. Он чувствовал небывалое облегчение. Теперь он сделал для этой дряни все, что мог. Осталось навсегда вычеркнуть ее из своей памяти и жизни.

Мог ли он предположить, что потерпит именно в этом деле сокрушительное фиаско?

Кифер – 09.2020

Длинные, чуть вьющиеся волосы стекали по узкой женской спине, подчеркивая осиную талию и округлость бедер. Кифер обреченно отвернулся от этого зрелища и потер лоб запястьем, царапая кожу металлическим ремешком часов. Было так просто дать слабину и утонуть в этом моменте. В моменте полного совпадения желаемого и действительного.

Было время, когда Поль трахал все, что выше планки «симпатично», словно показывая средний палец своему отчиму. Но последние два года Поль Кифер искал знакомые черточки в других женщинах в надежде, что его, наконец, отпустит. Обычно это были длинные черные волосы или смуглая кожа. Но иногда, когда он слишком ненавидел себя за слабость, он намеренно обращал внимание на болезненно-худых юных девушек. После такого его подташнивало от воспоминаний, но Кифер каждый раз был особенно доволен. Тем, что отомстил себе за эту аномальную привязанность. Он радовался, причиняя себе эту боль, выдавливая неуместное, точно гной. Но чувства не исчезали.

А теперь он допустил секс с Диярой – и чуть не слетел с катушек от понимания, что все два года жил ради этого момента. Она. Он ждал ее. Он хотел ее. Он мечтал о ней. Удовольствие резало его внутренности бритвой, и оттуда сочилась самая сладкая отрава на свете. Яд, медленный, неотвратимо убивающий. Так хорошо ему не было никогда, даже в Петербурге, даже если рассудок кричал «Стоп». У Поля Кифера тоже была зависимость.

Подсознательно он знал, что ехать в Москву было ошибкой. Он хотел этого и не хотел. Он ждал этой встречи, как путник в пустыне – глотка воды.

Дияра. Его агония.

Она не спала, Поль это знал. Он слишком долго и внимательно наблюдал за ней, чтобы выяснить.

– Что имел в виду Савельев, когда сказал, что ездил к тебе в клинику и опоздал? – неожиданно для себя спросил Кифер.

Загадки были для него все равно что красной тряпкой для быка. Только спросить, что имел в виду Савельев, изначально ему не позволила гордость, а потом стало поздно. С Огневой тоже гордость играла против, вот только червячок все время точил что-то внутри, вынуждая узнать… Да и если так подумать, главную битву Кифер уже проиграл.

Дияра от этого вопроса, однако, застыла, будто позабыв дышать.

– Дия?

Она дернулась и повернулась. Поднялась на локтях, и Поль с трудом оторвал взгляд от неясных очертаний груди. Если бы не странная реакция на вопрос, Кифер бы, вероятно, уже наплевал на разговоры. Завтра она поговорит с англичанином, который пригласил ее в Ковент-Гарден, и между ними может быть все кончено. Так откуда знать, быть может, эта ночь вообще последняя?

– Поль… – Она дышала часто и неглубоко, явно страшась. Кифер нахмурился, постарался вглядеться в ее лицо сквозь темноту спальни. – Я…

Она замолчала – и надолго. Он протянул руку и коснулся ее щеки, пытаясь на ощупь проверить догадку. Пальцы повлажнели от ее слез. Но вопрос он не задал, предчувствуя страшный ответ.

– Тогда, в клинике, я потеряла ребенка, – медленно и неотвратимо произнесла она. – Прости.

Слова осели в ушах Поля Кифера незнакомыми звуками, нереальными. Они заползли внутрь, обволокли мозг и только потом начали впитываться пониманием.

– Что? – спросил он, не узнавая собственного голоса. – Это невозможно.

Дияра села на колени и промокнула нос пальцами, стирая со слезами неуместные эмоции.