– Я старалась, – ответила Имоджен. – Я очень старалась делать все, что ты хотел и как ты хотел, но этого всегда было недостаточно. Ты продолжал сдвигать стойки ворот. Я всегда оказывалась виновата.

– Это неправда! – запротестовал Винс. – Да, я согласен, мне стоило быть менее строгим в отношении некоторых вопросов, я признаю это. Но я никогда не обвинял тебя во всем.

– Ты всегда обвинял меня!

– Если это выглядело так, прости меня, – сказал Винс. – Возможно, мне стоит следить за собой чуть более внимательно.

– Гораздо более внимательно, – поправила его Имоджен.

– Вот видишь, – он улыбнулся ей той обезоруживающей улыбкой, на которую она однажды уже купилась, – ласковой и понимающей. – Но это вопрос адаптации и желания, чтобы все работало.

– Я делала так, чтобы все работало, – возразила Имоджен. – Я следовала правилам. Следила за тем, чтобы все было на своих местах. Готовила правильную еду в правильное время. Это я все время приспосабливалась.

– Как жаль, что ты так это ощущала, – покачал головой Винс. – Не знал, что это так сильно тебя напрягает. Нужно было мне сказать.

– Я говорила! – крикнула Имоджен. – Но каждый раз, стоило мне открыть рот, как ты заставлял меня чувствовать, что я смешна. Ты говорил мне, что нам нужны правила. Ты говорил, что это все для моей же пользы. Ты указывал мне, как мне одеваться. Ты вмешивался в мои отношения с родными.

– С родными? – он поднял брови. – Ты же сама говорила, что я – твоя семья и тебе больше никого не надо. И называла остальных чужими. И когда мы с тобой познакомились, ты не общалась с ними месяцами!

Имоджен выглядела пристыженной: «Да, это правда, хотя я никогда не имела в виду Берти и Агнесс, когда говорила это. Но насчет Кевина, Паулы и Чейни, да, ты прав. И Бориса тоже. Я говорила эти ужасные вещи, и я ошибалась. На самом деле они и были моей семьей».

– Пока не появился я, – отметил Винс.

– И не давал мне с ними общаться.

– Ты передергиваешь, – возразил Винс. – Я никогда не запрещал тебе ни с кем общаться. Ты сама говорила, что рада, что тебе не надо больше разговаривать с Чейни и твоим отчимом. Ты была рада от них избавиться.

– На какое-то время да, – признала Имоджен. – Но проблема была во мне, а не в них.

– Послушай, – Винс пересек комнату и положил руки ей на плечи. – Мы наделали ошибок, мы оба. Мы не поняли друг друга. Но нам надо все исправить. И мы можем сделать это вместе, потому что мы принадлежим друг другу, Имоджен. Ты принадлежишь мне. И ты это знаешь.

Имоджен закрыла глаза. Она вспомнила, как впервые встретила его, когда он уговорил ее на кофе, хотя она и не хотела, а он проводил ее до остановки автобуса. Она тогда сказала, что прекрасно справится сама, а он держал над ней свой зонтик, чтобы она не промокла под дождем… Вспомнила, как она подумала, что он настырный и вообще не ее тип, но в конце концов уступила ему, потому что поверила: все, что он делает, – это потому, что он очень о ней заботится. И доля ее вины во всем этом тоже была. Она всегда старалась делать то, чего хотели от нее другие. Поначалу Винс относился к ней как к принцессе. Обращался с ней как с китайской фарфоровой вазой. Всегда спрашивал ее мнение по любому поводу, и она далеко не сразу поняла, что на самом деле ее мнение совершенно не имеет значения. А под конец он свел ее самооценку к нулю постоянным указанием на ее ошибки и нарушения правил, от чего она начала чувствовать себя совершенно беспомощной и никчемной без него.

Только после свадьбы Чейни она вдруг поняла, что ей нужно бежать, иначе она потеряет себя окончательно. Поэтому она и начала разрабатывать свой план побега. И у нее все получилось.

Она приехала сюда, нашла работу, у нее есть друзья, она живет насыщенной и счастливой жизнью. Она подумала о Рене, о том, что он считает ее рациональной и разумной женщиной. Подумала о Максе, который всегда готов прийти на помощь. О Селин, которая стала ей хорошей подругой. И об Оливере, с которым она провела такой великолепный день, хотя сама испортила все в конце. Пусть даже так – все равно она не чувствовала, что все испорчено безнадежно. Немножко злилась на себя за собственную глупость, и все. Она подумала о Люси Делиссандж, которая не взглянула на нее с отвращением, как на дочь той самой женщины, что разрушила ее брак, а отнеслась к ней по-доброму и заботливо.

Она подумала о той жизни, которую построила для себя здесь, и о той, что оставила в прошлом.

Кто она на самом деле? Имоджен или Жени? Девушка, которая вышла замуж, чтобы чувствовать себя защищенной, и которая вынуждена следовать чужим правилам? Или та, которая может свободно бежать по пляжу и радоваться сегодняшнему дню, не беспокоясь о том, что принесет день завтрашний?

Все хотят быть той, что бежит по пляжу, – сказала Имоджен сама себе. Но кто может похвастаться, что действительно живет так? Может быть, Делиссанджи – с их-то богатством и привилегиями. Но для нее, Имоджен, и для всех ее знакомых все было куда сложнее. Им приходилось справляться с трудными и запутанными задачами и обстоятельствами, такими, например, как смерть ее отца. Или «неосмотрительность» ее матери. Или необходимость куда-то переезжать всякий раз, когда хочется остаться на месте. Как «Альцгеймер» Агнесс. Никто из них не был беззаботен. И было безумием думать иначе.

– Хватит суетиться, Имоджен, – шепнул Винс ей в ухо. – Пришло время начать все сначала. Мы едем домой. Прямо сейчас.

* * *

Она пошла в спальню, встала перед зеркалом и посмотрела на развешанную на вешалках одежду. Новую одежду, которую она купила здесь, когда приехала в Ондо. Летние платья. Шорты. Топы. И ее синий костюм – в углу. Казалось, прошла вечность с того дня, как она надела его на выставку.

– Мы переночуем в моем отеле, – объявил Винс. – Утром есть прямой рейс в Дублин, я купил нам билеты.

Как же он был так уверен, что найдет ее? – подумала Имоджен. Но вот же – был уверен. Всегда и во всем уверен. И ведь у него есть на это право, потому что он всегда добивается успеха. Вот он в ее квартире, несмотря на все ее предосторожности.

Вдруг громкий стук в дверь заставил ее подпрыгнуть, сердце у нее сильно забилось: «Имоджен!»

Это был голос Рене, громкий и встревоженный: «Имоджен! У тебя все в порядке? Открой дверь».

Она вышла из спальни. Винс стоял около двери, прикладывая палец к губам.

– Не нужно отвечать, – прошептал он. – Пусть они уйдут.

– Имоджен! – на этот раз это был Оливер. – Можно нам войти?

– Что он говорит? – еле слышно спросил Винс.

– Они хотят войти.

Он покачал головой и снова приложил палец к губам.

– Имоджен! – два голоса хором. Нелли и Бекки, по-английски. – Что происходит? Пожалуйста, открой дверь, а то…

С другой стороны двери послышалось неясное бормотание, затем Нелли продолжила: «А то мы перелезем по балкону!»