Григорий позади нас собирал автоматы и стаскивал бесчуственных солдат в одну большую кучу.

– А как же? – усмехнулся кузнец, – Свяжем, посадим в пивницу38.

– Пивницу? – удивился Зоран.

– Это не та пивница, о какой ты думаешь, – покачала головой Каролина, – У Григория там вот огромные пауки и смердит козьим говном.

– Ничего не смердит! – оскорбился Григорий. – У меня даже коз нет!

И пока он с оскорбленным видом смотрел в небо, я спросил то, что уже давно вертелось на языке.

– Григорий, как ты вообще здесь оказался? Без тебя не жили бы уже.

– Да перестань, Андрейка, – отмахнулся великан, – Ты так легко Зорана положил, с этими болванами в раз справился. А я помогал Каролке лошадей вести, как она ехать к вам собиралась, шел с повротом39 недалеко от рощи. Заслышал шум, гляжу – Зоран ведет вас под дулами, да еще солдаты с ним. Ну я сховался и зашел с тылу.

– Счастье, что ты был, Григорий! – от избытка эмоций я схватил ладонь размером с наковальню и энергично ее застряс.

– Зоран, последнее, – обратился я к притихшему Зорану, – Нам нужны ключи от твоего джипа. Мы едем в Бойков. Ты сказал Лукасу, что его охрана больше не на его стороне?

Он покачал головой.

– Нет, я ничего не говорил ему.

Зоран простер ко мне ладонь с ключами, но вдруг замер. С напряжением взглянул на меня, сказал:

– Обещай, что не убьешь Лукаса.

«Я не могу этого обещать»

Я промолчал, взял ключи, и вместе с отцом мы пошли к джипу. Клокочущий вихрь облаков над нами расколола молния, небеса разверзлись, и на нас посыпались огромные капли дождя. Впереди нас ждала решающая встреча.

***

Отец гнал джип как одержимый. Всю дорогу до Бойкова он не отпускал ноги с педали, благо встречного потока почти не было. Вдобавок к тому, дождь молотил по стеклу, застилал серой пеленой дорогу впереди. Чудо, что мы так быстро примчали к столице, да еще не съехали куда-нибудь в кювет.

На въезде в город встретили солдат Зорана. Батя не замедлил ход. Они, впрочем, лишь проводили нас безразличными взглядами из кабины такого же джипа. Зоран сдержал слово: трогать нас никто не собирался. Я ожидал, что отец сбавит скорость на улице Трех братьев (я отказывался называть ее улицей Кацпера Собепанка), но ничего подобного – мы пронеслись по главной улице так, словно это был автобан. К чести отца, водил он первоклассно. Никакого смущения на лице, будто езда по городу на сумасшедшей скорости, с резкими нырками в сторону и прохождением в миллиметрах от машин, была нормой. С другой стороны, не гнать было нельзя: на кону стояла жизнь Матея.

За мгновение до смены огней светофора мы вылетели на поворот к главной площади. Отец быстро выкрутил руль и огромный тяжеловесный джип каким-то чудом ушел от столкновения со стартующими на «зеленый» машинами. На брусчатой мостовой в центре города он все-таки сбавил скорость. Вокруг десятками голосов затарахтели камни под колесами. Видимая сквозь стекло узкая улица заходила вверх-вниз, будто началось землетрясение.

Со стороны площади все громче раздавались голоса. Люди что-то гласно скандировали. Что там творилось? Я в нетерпении крутился на сидении. А вдруг?! Вдруг уже случилось! Я боялся думать, тем более говорить вслух, но все, что занимало меня в последний час – это судьба Матея. Наконец, здания расступились, отец резко ударил по тормозам, и скользя заблокированными колесами по камню мы выехали к площади перед торговым центром. А там нашим глазам предстало то, что можно описать лишь словом «столпотворение».

Звуки грома смешивались со звуками выстрелов, а огромная толпа людей истерично металась по всей площади, словно морские волны в шторм. «Убийца!», «Масакра!» – неслись крики. Люди бежали, спотыкались, падали и вставали. Наш джип они, казалось, вовсе не замечали. Кто-то просто перебежал через него, запрыгнув сначала на капот, потом на крышу. Это безумие рвущихся в стороны человеческих тел продолжалось, кажется, около получаса, хотя на деле прошла пара минут. А затем площадь опустела. За исключением двух фигур, на ней никого больше не осталось. Возле гротескной скульптуры Смока на той самой сцене, откуда пару дней назад он обещал краю процветание, стоял Лукас. Он смотрел на неподвижное тело, лежавшее лицом вниз у его ног.

Как только я увидел эту картину, у меня внутри похолодело. Этот человек, что лежал у его ног… Неужели! Нет, этого не могло быть! Холод страха быстро сменился волной обжигающего гнева, я с силой распахнул дверь джипа, чтобы рвануться, наказать ублюдка! Но меня остановил отец. Крепкая ладонь (удивительно, как к нему вернулась сила всего за несколько часов) обхватила мое плечо, хорошенько так тряхнула. Я обернулся: отец приложил указательный палец к губам, а затем показал им в сторону дракона. Холодный дождь немного охладил мой пыл, и я обратил взгляд в направлении его указки.

То, что я увидел, наполнило мое сердце радостью, но одновременно ощущением чего-то запредельно гнусного. Между лапами дракона была распростерта фигура подвешенного за запястья человека. Это был Матей. Судя по вздымающейся и опускающейся груди его, мой брат был все еще жив.

– Андрейка, у него пистолет, – сказал отец, кивая на Лукаса. – Треба тут хитрость вымыслить.

– Неважно, что пистолет, – прорычал я, – Конец ему!

– То я видел, как ты с Зораном вальчил, – покивал отец, – Но Лукас тебя зобачит40, и од разу в Матея пальнет. Опасно.

Тут отец был прав. Чей бы труп ни лежал у ног Лукаса, у меня было мало сомнений насчет убийцы. И предсказать ход мыслей этого безумца сейчас было невозможно.

– Какой у тебя план? – быстро спросил я.

Отец нахмурился. В первый раз за тот день я увидел его серьезным. Он действительно напряженно думал, понимая вес грядущих действий.

– Зробимы так, – наконец проговорил он, – Он на разе нас не зобачил. То я пойду с ним говорить. Ты зайди с обратной стороны Смока, заберись на него, освободи Матея.

– А ты?

– А я болтать буду, цо?

Он сказал это небрежно, почти бросил. Но мне уже становилось ясно, что весь его план состоял в том, чтобы спасти своих сыновей. Он намеренно открывал себя Лукасу, чтобы отвлечь внимание от нас.

– Освободимся, – спешно сказал я, – А потом что? Лукас безумен, нужно его…

Я замялся, стараясь подобрать нужное слово. Мило уже рвался вставить слово, но я не решался его произносить. Отец подмигнул:

– Все будет добре. Спасай