Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что Цицерон убедил Сенат дать ему чрезвычайные полномочия — чрезвычайные меры по спасению государства.
— Да, таким же образом наши прадеды расправились с Гаем Гракхом. Мне должно быть лестно от этого. Конечно же, все доказательства были подстроены самим Цицероном.
— Каким образом?
— Он заявил, что я собираюсь перебить половину Сената в двадцать восьмой день октября. И предъявил анонимные письма, полученные некоторыми гражданами, с предложением поскорее убраться из города. Разве это настоящее доказательство? Знаешь, что я предполагаю? Эти письма написал секретарь Цицерона, Тирон, под диктовку своего хозяина. Старая жаба.
— Не говори дурно о Тироне, я помню его еще с тех пор, когда он помогал мне в деле Росция.
— Это было давно! С тех пор он стал таким же продажным, как и его господин. Рабы во всем уподобляются хозяевам, ты ведь понимаешь.
— Не важно. Так ты говоришь, что письма придумал сам Цицерон?
— А что, думаешь, я их написал? Или какой-нибудь каллиграф из моих людей, решивший предупредить друзей перед тем, как я начну кровавое побоище? Глупости! Все это придумал Цицерон, преследуя две цели: запугать сенаторов, которые всегда готовы поверить в заговор против них, и проверить тех, кто эти письма получил. Среди них был и Красс. Мне раньше казалось, что на него я могу рассчитывать — по крайней мере, косвенно, — но он при первой же возможности отвернулся. Чтобы не причинить себе хлопот, он направился прямиком к Цицерону и доложил о письме. Конечно, он догадался, что оно исходит от самого консула! Что за комедию они оба разыграли перед Сенатом! Как такой гордый человек, как Красс, мог позволить себе, чтобы с ним так играли? Не беспокойся, рано или поздно. Новый Человек из Арпина рассчитается с ним по-своему.
Чтобы держать сенаторов в состоянии истерии, Цицерон сделал еще несколько сообщений, основанных на донесениях его шпионов. Во-первых, он заявил, что двадцать седьмого октября мой друг Манлий подымет свою армию в Фезулах. И что с того? Манлий месяцами тренировал армию ветеранов Суллы, и никто это ему не запрещал. Но вот Цицерон говорит, что эта армия будет направлена против Сената. Это бессмыслица, но сенаторы проглотили и это. Он ведь предсказывал, и вот пророчество сбывается. Письмо служит доказательством. Письмо, понимаешь? Еще одно творение Тирона.
Потом он обвинил меня в том, что я собираюсь атаковать город Пренесту во время ноябрьских календ. Поэтому Цицерон вызвал гарнизон из Рима — как удобно, что Пренеста находится совсем близко от Рима! Никакой атаки не было — ее никто и не планировал, да если бы я и собирался атаковать этот город, то передумал бы, когда об этом стало известно всем. Консул надулся как лягушка и объявил себя спасителем Пренесты — в то время, когда вся затея была порождением его собственной фантазии! Какой способный полководец — умеет предсказывать даже несуществующие планы противника! Потом он приказал закрыть гладиаторские школы по всей Италии. Как будто я собирался подстрекать рабов к восстанию! Он объявил о большой награде тому, кто донесет о так называемом «заговоре»: рабам и вольноотпущенникам сто тысяч сестерциев, свободным — двести тысяч и прощение! Но никто не соблазнился такой замечательной наградой. Молчание — знак того, что руководители восстания запугивают исполнителей, сказал Цицерон, не заикнувшись даже о том, что заговора просто может и не быть. — Катилина покачал головой. — Когда один из его ставленников обвинил меня в нарушении закона Плавта, я решил промолчать. Враги давно мне угрожают разными расправами, и еще одна угроза мне нипочем. Я также не хотел упускать случая позабавиться за счет Цицерона.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, я прямо пришел к нему и посоветовал заключить меня под стражу в его доме! А где бы еще за мной так тщательно присматривали и не давали продолжать губить государство? И как же Цицерон смутился! Если я представляю угрозу, то меня нужно немедленно арестовать, а с другой стороны, как он сможет продолжать упрекать меня, когда я спокойно буду сидеть под его крышей? Ему вовсе этого не хотелось, и он отклонил мое предложение. Но даже тогда он выкрутился и обернул происшедшее себе на пользу. Если он не может обеспечить себе безопасность в городе, то как же он допустит меня в собственный дом? Да я же при любом удобном случае перебью всю его семью, даже голыми руками! Другие тоже отклонили мое предложение по его примеру. Когда же я предложил дом Марка Метелла, самого незаинтересованного во всем человека, то Цицерон сказал, будто я хочу укрыться в доме своего сторонника! Бедный Метелл! Теперь, когда я убежал, все уж точно дурно о нем думают!
— А почему ты убежал из города? — спросил Метон.
— Потому что сегодня Цицерон произнес речь в Сенате — о том, что предпочел бы видеть меня мертвым, — так прямо и сказал! У меня нет причин сомневаться в искренности его высказываний. Я просто спасал себе жизнь.
— Люди Цицерона говорили о других причинах, — сказал я. — Они говорили, что вчера вечером ты подослал к Цицерону своих убийц.
— Убийцы Цицерона убьют меня, если поймают!
— Но то, что они сказали, — правда? — переспросил Метон.
— Еще одна ложь! — Катилина глубоко вдохнул. — Цицерон утверждает, что два дня тому назад я тайком прокрался из дома Метелла на тайное собрание и замыслил убить его. Предположительно мои друзья — Гай Корнелий и Луций Варгунтей — должны были прийти к нему, якобы с визитом, проникнуть внутрь и убить ударами кинжалов. Как будто они после этого могли свободно уйти из дома! Но Цицерон хитер, поздно вечером он послал за некоторыми сенаторами, которые все еще сомневались. Он приказал им явиться к нему домой. Что это, подумали они, зачем он поднял нас с постели? Когда они прибыли, повсюду горели факелы и стояли охранники. Видишь, какая театральность? Он сообщил им, что его тайный агент принес ему ужасную весть — в этот час Катилина со своими сообщниками находится в доме на улице Косильщиков, намереваясь убить Цицерона! Исполнители — Гай Корнелий и Луций Варгунтей, известные его друзья и смутьяны. Вот увидите, сказал он, они приедут под утро, чтобы совершить ужасное злодеяние. А вы будете моими свидетелями. И вот на следующее утро Корнелий и Варгунтей на самом деле прибыли к нему в дом. Они постучали и потребовали, чтобы их принял консул. Рабы высунулись из окон и принялись их всячески ругать, Корнелий и Варгунтей в долгу не остались. Когда в конце концов выбежали охранники с мечами, Корнелий и Варгунтей стремительно убежали.
Предсказание Цицерона сбылось. Свидетели это видели своими глазами. Но что они видели? Двое людей, обвиненные в связях со мной, пришли к нему рано утром, потому что к ним, в свою очередь, пришли анонимные посланники и сказали: если им дорога жизнь, то пусть они немедленно поспешат к дому консула! Конечно же, всю эту сцену разыграл сам Цицерон. Все случилось, как он и предсказывал, ведь Корнелий и Варгунтей прибыли в возбужденном состоянии, испуганные, не знающие, чего ожидать, и когда их оскорбили, они тоже принялись выкрикивать ругательства. Их вынудили играть роль наемных убийц, и никому это не было известно до сегодняшней речи Цицерона в Сенате, когда он заявил о неудачном покушении и привел свидетелей — те кивнули в знак подтверждения! Этот человек просто чудовище. Гениальное чудовище, — сказал Катилина с горечью. — Понимаешь, когда он летом в первый раз высказал мысль, что его жизни грозит опасность, в то время, когда хотел отложить выборы, никто ему не верил; его преувеличенная охрана и доспехи казались всем смешными. Теперь он сыграл более умную шутку. Я не поверил своим ушам, когда услыхал его сегодня в Сенате, никто даже слова не сказал против. Только потом я поговорил с Корнелием и Варгунтеем и понял его обман. Никакою убийства мы не планировали. Это, конечно, не значит, что я не был бы доволен, увидев его мертвым. Мало что меня бы так обрадовало…