— Да, и самый лучший из тех, на кого мне приходилось работать.

— Да, верно, твой хозяин, должно быть, ценит его. Скажи, а Конгрион до сих пор повар?

— Он был им до тех пор, пока хозяин не унаследовал поместье. Потом его освободили и услали в город с кошельком серебра. Представьте себе только!

— Да, — сказал я. — Понятно.

Я надеюсь, что выводы ты сделаешь сам.

Я вот рассказываю эту историю, передаю слова, как если бы ты сам там был, и мне очень тебя недостает. Я опасаюсь за твою жизнь. Хотя мы разные, но есть вещи, которые кроме нас никто лучше не поймет, и я ценю тебя. Если бы не ты, то никто бы уже не вспомнил некоторые мгновения моей жизни, и мне бы показалось, что это всего лишь сон.

Я посмотрел на поместье, и в голове моей сразу пробудились воспоминания, они кружатся и кружатся в моем мозгу, словно гарпии. Кому, как не тебе, мог я рассказать все, что думаю о Катилине? Зачем я столько времени провел зря, подозревая его и противясь его влиянию? Но другая часть меня говорит: а если бы ты поддерживал его, отдался ему всем сердцем и душой — то чем бы все это закончилось? А самая моя скептическая часть утверждает до сих пор, что он был просто очаровательный шарлатан, не столь уж и отличающийся от остальных.

Насколько я знаю, у римлян нет бога сожаления или сомнения — да и откуда ему взяться, когда римлянам не пристало испытывать подобные чувства? Поэтому нет и алтаря, куда я положил бы свои мысли, очистил их пламенем, и они превратились бы в пепел. Вместо этого я продолжаю жить с сомнениями и сожалениями, люблю тех, кто мне близок, удивляюсь судьбе Цицерона и Клавдии и продолжаю размышлять, как, должно быть, и ты, над загадкой Катилины».

Мало кто из исторических персонажей столь противоречив, как Луций Сергий Катилина. Всего лишь поколение спустя после описываемых событий Вергилий в своей «Энеиде» изображал его как проклятую душу. В течение столетий его считали либо героем, либо разбойником. Два исследования, напечатанные в разное время и в разных местах, подтверждают это. Сравните: «Patriae Parricida. История ужасного заговора Катилины против Римского Сообщества», опубликованная неизвестным автором в Лондоне в 1683 г., и книга Эрнесто Паласио «Катилина: Революция и восстание против римской плутократии», вышедшая в Буэнос-Айресе в 1977 г. Так кто же такой Катилина — злодей-бунтовщик или герой-революционер?

Бен Джонсон оставался верен классической традиции, считавшей Катилину бунтовщиком, когда во времена короля Иакова, в 1611 г., писал свою трагедию «Заговор Катилины», о которой вспомнили после Реставрации. Вольтер в своей пьесе «Спасенный Рим, или Катилина» выставлял Цицерона как достойного человека для своего Века Разума, а Катилина казался ему сторонником хаоса; Цезаря посылают сражаться с заговорщиками!

Из книги Гастона Боссьера «Колдовство Катилины», 1905 г., мы узнаем, что Робеспьера называли «современным Катилиной». (В 1850 г. Ибсен решил по-новому взглянуть на историю и изобразил Катилину озабоченным воистину гамлетовским вопросом — как бороться с тиранией.)

Проблема в том, что в современных Катилине источниках он оценивается негативно. Знаменитые четыре речи Цицерона против Катилины стали моделью для обвинительных речей, Саллюетий же, сторонник Цезаря, имел свою точку зрения, когда писал «Bellum Catilinae». Читая эти произведения, нужно делать поправку на актуальность. Даже из них можно узнать, что Цицерон некогда симпатизировал Катилине, а Саллюетий, повторяющий любые обвинения против него, словно уличный стенограф, тем не менее приводит и оправдания.

Многие современные историки, не задумываясь, видят в Катилине злодея, хотя и знают, что таким его описали его недруги. Другие стараются найти истину под пластами исторических преданий, но чаще используют фигуру Катилины для своих построений. Хуже всех поступают те, кто объявляет свою точку зрения «последним словом», а последнего слова не может быть хотя бы потому, что машина времени нам недоступна и с мертвыми мы общаться не можем.

К счастью, писатель — не историк, он волен давать свою оценку событиям, тем более что повествование ведется от несведущего первого лица. Основные детали в «Загадке Катилины» верны, включая политические события и речи. А что касается точки зрения Гордиана и его умозаключений — то читатель волен сам составлять свое мнение по этому поводу. Я вовсе не старался реабилитировать Ричарда III в «Дочери времени». Катилина и теперь остается тем, чем был и в свое время, — загадкой.

Я должен отдать дань уважения тем сочинениям, которые придали моей книге живость и драматичность. «Заговор Катилины» Генри Хатчинсона (1967) остается до сих пор моей любимой книгой на историческую тему. Отмечу также «Защиту Катилины» Уолтера Аллена, «Воспитание Юлия Цезаря» Д. Кана, название одной из глав которой — «Заговор Цицерона и Катилины» — подсказало мне одну из основных идей моей книги.

Среди остальных источников, после Цицерона и Саллюстия, идут римские историки Аппиан и Дион и, конечно же, «Жизнеописания» Плутарха, сокровищница ярких деталей, откуда мне стало известно и о скорописи Тирона, и о споре Катона с Цезарем, когда тому подали любовное послание Сервилии, и о самой загадке, заданной Катилиной Сенату. Жаль, что Плутарх не оставил нам подробного жизнеописания Катилины!

Большую часть исследований я провел в Публичной библиотеке Сан-Франциско, а также в библиотеке Перри Кастанеды в Техасском университете. Я благодарен Майклу Бронски и Вольте Воравски за доступ в библиотеку Гарварда.

Как всегда, я благодарю моего издателя Майкла Деннсри и его помощника Кейта Кала; благодарю Пенни Киммел за чтение рукописи; свою сестру Гвин, хранительницу компьютера, и, конечно, Рика Соломона, хозяина «Макинтоша» и всех его чудес.