вместо твердого покрытия пришлось ехать по мягкому грунту, а местами и по полям, покрытым сухой прошлогодней стернёй, и сырым луговинам, из-за набирающего силу половодья. Только к концу дня смогли приблизиться к месту крушения, которое было окружено копошащимися людьми, ремонтными поездами с обеих сторон, и валяющимися под откосом вагонами и платформами. Военной техники на месте катастрофы уже не было видно, скорее всего исправную подняли и отправили дальше, по дороге, на фронт, а повреждённую – в мастерские, в сторону Бугульмы. На пути с той стороны стояло около пяти эшелонов. Все они были пустыми, а в самом конце этой длинной вереницы вагонов стоял под парами бронепоезд, тоже не имевший возможности двигаться на запад, где его огневая мощь была сейчас нужнее всего. С наступлением ночи остановились, двигаться в темноте было рискованно, можно было угодить в болотистые луга и застрять надолго. Пассажиры, принятые казаками без особой радости, сполна отрабатывали свой хлеб: парнишка без устали таскал воду и сухой хворост для костра, женщина сноровисто кашеварила, обхаживала раненых Поздеева с Лисиным, и успевала подшивать и ремонтировать справу у казаков, если замечала неладное. Звали её Софьей, и это имя хорошо вязалось с её внешностью. Впрочем, подобными наблюдениями заняться было некому: казаки, освобождённые от бытовых забот, усердно обслуживали подвижной состав и несли караул, заранее выставив на опасном направлении тачанку с пулемётом, разметив сектор обстрела видимыми в лунном свете срезанными ветками. Туманов время от времени следил за Аюповым – тот вёл себя спокойно, изредка бросал косой взгляд на пассажиров, и много чаще смотрел на луну и звёзды, что-то шептал себе под нос. Ночь прошла спокойно.

Утром двинулись дальше, держа железную дорогу левее от себя, в прямой видимости. Приходилось держаться к ней всё ближе, местность меняла рельеф и железнодорожная насыпь оставалась на холмах, спускаться с которых в поля не имело смысла – там было сыро, и подниматься обратно много сложнее. Во второй половине дня впереди показался густой и обширный лесной массив, на склоне большой возвышенности, которую обошли севернее, по проселку, неожиданно появившемуся вдоль железной дороги. До станции оставалась половина пути, и вечером уже можно было рассчитывать на продолжение движения в вагонах. Лошади, почувствовав твердь, пошли увереннее и быстрее. Казаки бдительно осматривали лес, расступавшийся с двух сторон дороги и открывавший большое поле, оставленное под пары. Туманов двигался впереди, вместе с авангардом, рассчитывая время на дорогу к Дымке, когда сзади раздался резкий свист.

Сигнал подал Поздеев, находящийся вместе с Лисиным и пассажирами в тачанке, замыкая походный строй обоза. Он привстал на облучке и знаком показывал в сторону леса, из которого примерно в полуверсте, и чуть позади выныривала блестящая лента железной дороги. Оттуда, в нарастающем тяжёлом перестуке колёс и облаке чёрного дыма, вытягивался бронепоезд, постепенно скидывая пары и замедляя ход. Это оказался тот самый бронепоезд, стоявший у места крушения, который обоз прошёл вчера вечером. Две бронеплатформы с орудиями и посередине штабной вагон с башенной пушкой. С каждого борта в их сторону смотрели по два спаренных пулемёта. Полностью оказавшись на открытом месте бронепоезд стал останавливаться и стволы всех трёх орудий повернулись в сторону обоза.

– К лесу! – скомандовал Туманов, и подводы дружно повернули вправо, стремясь скорее оказаться под прикрытием деревьев. – Быстрее!

Казаки спешились и помогали лошадям, толкая подводы. Туманов внимательно наблюдал за бронепоездом, пытаясь просчитать его действия. Расстояние было небольшим для артиллерии, наводчики могли бить прямой наводкой, но обоз спасал ощутимый уклон местности в южном направлении, который быстро скрывал казаков с линии прицела. Софью с Петром отправили к подводам, держать лошадей.

Орудия громыхнули неожиданно, окутав броню дымом. Совсем рядом рванули разрывы, поднимая в небо куски сырой земли и стерни. Недолёт. Туманов указал место для тачанки у опушки леса, следовало ожидать высадки штурмовой команды. Казаки уже рассыпались цепью, грамотно укрывшись за неровностью местности. Обоз встал много ниже в низине, спускавшейся к югу в широкую долину, зажатую лесом с обеих сторон.

С бронепоезда откинулась аппарель и к насыпи стали спускаться солдаты, вытягиваясь цепью вдоль пути. Туманов дал отмашку Лисину и тот ухмыльнувшись положил густую, прицельную пулемётную очередь прямо под колеса бронепоезда. Несколько фигур упало, скошенные пулями, остальные дружно залегли. С бронепоезда ударили пулемёты, пытаясь нащупать тачанку. Орудийные стволы шевельнулись, делая поправку, и слаженно громыхнули залпом. Разрывы взметнули стволы деревьев и кустов черёмухи впустую – по команде Туманова Поздеев вовремя сорвал тачанку с места, меняя позицию, и как только рассеялся дым от разрывов, Лисин второй очередью прижал к земле поднявшихся было солдат у бронепоезда. И снова двое там рухнули подкошенными, и снова тачанка успела сменить позицию перед очередным залпом.

– Отходим! – Туманов жестами направил троих казаков к подводам, остальных оставив прикрывать отход.

От бронепоезда никто больше не пытался атаковать или преследовать. Когда казаки отошли вслед за обозом на некоторое расстояние от своих позиций, раздался ещё один орудийный залп, взрывший шрапнелью то место, которое они только-что покинули. Обоз быстро скатывался в низину, скрываясь в лесном массиве. Ушли.

Открытой местности сторонились, опасаясь погони, углубились в лес и к вечеру вышли в район Борискино. Туманов не мог понять, почему по ним открыл огонь бронепоезд белых? Неужели приняли за красных партизан, пустивших под откос эшелон? Не разглядеть в бинокль погоны было не возможно, в это верилось с трудом. Хуже всего было то, что их вынудили сойти с самого удобного маршрута движения, по возвышенности, и отойти от железной дороги. Впрочем, теперь на станции им делать нечего, по дистанции наверняка сообщили телеграфом о движении неизвестного отряда или колонны, и погрузить обоз в вагоны вряд ли удастся. К железной дороге вообще приближаться не стоило, из-под шрапнели они ушли чудом, второй раз может и не повезти. Предстояло продолжать движение прежним порядком, на восток, потому-что южнее был фронт, от которого следовало держаться как можно дальше. Туманов решил так: выходить на восток до Бузулукского тракта, по нему вернуться на север, в сторону Бугульмы, подняться на возвышенность, и только там уходить на восток, по более удобной местности. Если будет возможность, то обойти Бугульму и попытаться загрузиться в эшелон, на ближайшей за ней станции.

До тракта добирались сутки. Такая медлительность (каких-то восемь вёрст по прямой) объяснялась поперечными движению оврагами, балками и холмистыми отрогами. Всё это приходилось или объезжать, или преодолевать, не выезжая на проселки и дороги: этот участок пути следовало соблюдать тщательную маскировку. Туманов не исключал, что будет организовано преследование, и