VI

Убеждение, что деревья – во всяком случае, японские деревья – обладают душой, не покажется противоестественной фантазией тому, кто видел цветение умэ-но-ки и сакура-но-ки. Это убеждение широко распространено в Идзумо и в иных местностях. Оно не согласуется с буддистской философией и все же в каком-то смысле поражает, как более близкое к вселенской истине, нежели древнее западное ортодоксальное понятие о деревьях как о «вещах, созданных для пользы человеческой». Более того, существует ряд необычных суеверий в отношении определенных деревьев, сродни некоторым вест-индским верованиям, сыгравшим свою роль в обуздании беспощадной вырубки деревьев ценных пород. Япония, как и тропический мир, имеет свои деревья-демоны. Из них дерево эно-ки (celtis willdenowiana) и яна-ги (плакучая ива) пользуются репутацией особенно духоприимных и сейчас редко встречаются в старых японских садах. И по поверью, оба этих дерева обладают способностью самим являться в виде призраков. В Идзумо бытует поговорка: «Эно-ки га бакэру». В японском словаре вы найдете следующие значения слова «бакэру»: «превращаться в кого-либо, что-либо», «принимать чей-либо образ», «быть измененным» и т. п.; но существующее поверье об этих деревьях совершенно необычно и не укладывается ни в одно из приведенных значений глагола «бакэру». Само дерево не меняет ни формы, ни места нахождения, но его призрак, который зовется Ки-но о-бакэ, выходит из дерева и ходит повсюду, принимая различные облики[127]. Чаще всего он встречается в облике красивой женщины. Призрак дерева редко говорит и редко отваживается отойти слишком далеко от своего дерева. Если к нему приблизиться, он немедленно исчезает, скрываясь в стволе или в листве. Говорят, что если сделать надрез на старом янаги или молодом эно-ки, то из этого надреза потечет кровь. Когда такие деревья совсем молоды, им не приписывается никаких сверхъестественных свойств, но чем старше они становятся, тем больше призрачной силы они обретают.

Существует весьма трогательная легенда – сродни древнегреческому мифу о дриадах – о плакучей иве, которая росла в саду одного самурая в Киото. По причине ее роковой репутации хозяин усадьбы очень хотел ее срубить, но другой самурай отговорил его, сказав: «Лучше продайте ее мне, и я пересажу ее в свой сад. У этого дерева есть душа, было бы жестоко погубить его жизнь». Таким вот образом приобретенная и пересаженная, эта янаги хорошо прижилась и пышно расцвела в своем новом доме, а ее дух из благодарности принял облик красивой женщины, ставшей женой самурая, проявившего к ней участие. Результатом этого союза стал очаровательный мальчик. Через несколько лет даймё, которому эта земля принадлежала, распорядился срубить дерево. Жена горько разрыдалась и впервые раскрыла мужу всю правду.

– И сейчас, – добавила она, – я знаю, что должна умереть, но наш ребенок будет жить, а ты всегда будешь любить его. И эта мысль – единственное мое утешение.

Напрасно изумленный и потрясенный муж пытался удержать ее. Простившись с ним навсегда, она исчезла в этом дереве. Нет нужды говорить, что самурай предпринял все, что только было в его силах, чтобы убедить даймё отказаться от своего намерения. Князь хотел получить это дерево для ремонта великого буддийского храма Сан-дзю-сан-гэн-до[128]. Дерево было повалено, но после того, как оно упало, оно вдруг сделалось столь тяжелым, что даже триста человек не могли сдвинуть его с места. Тогда ребенок, взявшись своей ручкой за ветку, молвил: «Пойдем», и дерево последовало за ним, скользя по земле, пока они не пришли во двор храма.

Хотя и говорят, что оно бакэмоно-ки, эно-ки иногда удостаивается высочайших религиозных почестей, поскольку дух бога по имени Кодзин, которому посвящены старые куклы, как считается, обитает в некоторых очень древних деревьях эно-ки, и перед ними воздвигают храмы, в которых люди возносят свои молитвы.

VII

Второй сад, что на северной стороне, – мой любимый. В нем нет никаких больших растений. Он усыпан голубоватым галечником, а посреди него находится маленький пруд – миниатюрное озеро, окаймленное редкими растениями, на котором есть крошечный островок с крошечными горами, и карликовыми персиковыми деревьями, и соснами, и азалиями, некоторым из которых, возможно, больше ста лет, хотя высотой они не более одного фута. Тем не менее это творение, если смотреть на него так, как было задумано, совсем не представляется глазу чем-то миниатюрным. При взгляде под определенным углом зрения из гостиной, выходящей на него, создается впечатление берега настоящего озера, с настоящим островом, на расстоянии не далее брошенного камня от него. Настолько проникновенным было искусство старинного садовника, который замыслил все это и который уже столетие как упокоился под кедрами Гэссёдзи, что эта иллюзия рассеивается лишь при взгляде из дзасики, и по той лишь причине, что на острове стоит исидоро, или каменный фонарь. Своей величиной исидоро выдает иллюзорность перспективы, и я не думаю, что он был там установлен в то же самое время, когда создавался этот сад.

Местами на краю пруда и почти вровень с поверхностью воды уложены большие плоские камни, на которые можно встать или присесть на корточки, чтобы наблюдать за озерным народцем или ухаживать за водными растениями. Здесь имеются красивые водные лилии (nuphar japonica), ярко-зеленые дисковидные листья которых маслянисто плавают по поверхности, а также множество лотосов двух видов: с розовыми и чисто-белыми цветами. Здесь есть ирисы, растущие вдоль берега, с фиолетовыми цветами призматической формы, а также декоративные травы, и папоротники, и мхи. Но пруд этот главным образом лотосовый пруд; лотосы придают ему наибольшее очарование. Истинное наслаждение наблюдать каждую стадию их удивительного роста, от того, как начинает распускаться первый листок, и до того, как опадает последний цветок. Особенно стоит того наблюдать за лотосами в дождливые дни. Их крупные чашеобразные листья, раскачивающиеся высоко над поверхностью пруда, собирают в себе дождевую воду и какое-то время накапливают ее; но каждый раз, когда вода в листе доходит до определенного уровня, стебель внезапно сгибается, с громким всплеском опорожняя лист, а затем распрямляется вновь. Дождевая вода на листе лотоса – любимая тема японских художников-металлистов, и только лишь произведения из металла способны воспроизвести этот эффект, ибо движение и цвет воды, стекающей по зеленой маслянистой поверхности, в точности повторяют цвет и движение ртути.