Она думает про список вопросов Густаву, который составила сегодня вечером. Она думает про Густава у библиотеки и про Густава в темноте у виадука. Густав, которого любила Ребекка. Густав, который, возможно, убил ее.

«Я не могу. Я не могу сделать этого. Я не буду слушаться».

Эти слова преследуют Мину до тех пор, пока она не засыпает.

50

Солнце просачивается сквозь полуоткрытые жалюзи в гостиной Николауса. Анна-Карин сидит, наклонившись вперед на стуле, и смотрит на свои ноги. На ней красные носки. Большой палец левой ноги торчит наружу.

Она рассказала все, от начала до конца, ни разу не посмотрев Николаусу в глаза. Про маму. Про кипящую воду. Про Яри. Про «несчастный случай». Который на самом деле был нападением на нее. Про то, как она пыталась геройствовать и к какой это привело катастрофе. Она только что закончила рассказывать про дедушку. Больше сказать нечего. Она рассказала все до конца, а Николаус до сих пор молчит.

Анна-Карин проводит ногой по полу, что-то липкое цепляется к ее носку. Наклонившись, она отцепляет белый, похожий на жвачку кусок.

— Эктоплазма, — говорит Николаус. — Они на днях проводили ритуал. Да, ты ведь тоже косвенно в нем участвовала, насколько я понял.

Анна-Карин поднимает глаза. Николаус ласково смотрит на нее. Все это время она сидела, ожидая выговора. И теперь едва справляется со слезами. С тех пор как она вчера навестила дедушку, ей постоянно хочется плакать. Как будто наружу выходят все годы старательно подавляемого горя.

— Вы ненавидите меня? — спрашивает Анна-Карин.

— Разумеется, нет.

— Но остальные ненавидят, да? Они не могут иначе относиться ко мне.

— Никто не ненавидит тебя, Анна-Карин, — спокойно говорит Николаус. — Но тебе, и правда, следовало рассказать нам обо всем раньше.

Анна-Карин кивает.

— Мне было стыдно.

— Все мы когда-то делаем то, за что нам бывает стыдно, — говорит Николаус.

— Но я натворила слишком много бед.

Николаус наклоняет голову и вдруг становится чуть-чуть похож на дедушку Анны-Карин.

— Задумайся на мгновение над моей судьбой. Единственное мое предназначение — быть вашим провожатым. А мы уже потеряли двоих Избранных. Если кто и должен стыдиться, так это я.

— А вы стыдитесь?

— Раньше — да, — говорит он. — А потом понял, что моя жалость к себе стала убежищем, в котором я скрывался от остального мира.

Анна-Карин не говорит ни слова. Она вертит в руках белый комочек. Он кажется теплым.

— Ты совершила много ошибок. Но так же, как тебе надо научиться прощать близких людей, тебе надо научиться прощать саму себя. Многое можно простить, Анна-Карин. Нужно только уметь принять прощение.

Анна-Карин медленно осознает слова Николауса. Снова думает про дедушку.

«Я буду любить тебя, даже если ты оступишься. Даже если сделаешь что-то не так, я все равно буду любить тебя, и если кто-то пожелает тебе зла, я буду защищать тебя до последней капли крови».

— Я боюсь того, что скажут остальные, — почти шепчет Анна-Карин. — Было бы легче, если бы я могла рассказать им каждой по отдельности… Во всяком случае, не всем сразу.

— Начни с того, кому ты больше доверяешь. А потом соберем остальных.

Анна-Карин кивает.

— Я думала об одной вещи в тот вечер, — говорит она. — Тот, кто напал на меня… Густав, или его двойник, или кто он там есть. Он, должно быть, похож на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Голос в голове, который командовал мной. Это похоже на то, что я делала с другими людьми. Тот, кто пытается убить нас, — наверняка ведьма знака земли.

* * *

Таунхаус, где живет семья Густава, находится на окраине города. Снежный покров искрится под послеполуденным солнцем. Длинные голые ветки берез покрыты тонким слоем льда и кажутся сделанными из хрупкого стекла. За полем медленно течет черная вода канала. Мину думает, как часто, должно быть, Ребекка ходила этой дорогой к Густаву.

Рядом с Мину на снегу отпечатывается еще один след. Мину и Ванесса притворились больными и не пошли на занятие в парке. Адриана без вопросов проглотила ложь. В последнее время директриса, несмотря на свой острый ум, стала на удивление легковерной.

Девочки сворачивают на последнюю улицу, дальше начинается лес. Стоящие в ряд двухэтажные дома обшиты темно-красными панелями, оконные рамы выкрашены в черный цвет.

Они останавливаются перед дверью Густава.

Зря я взяла с собой Ванессу, думает Мину.

Потому что кто знает, как поведет себя Густав, полагая, что они находятся в комнате одни? Вдруг Ванесса подумает, что Мину вешается на шею убийце Ребекки? И что тогда ей говорить в свое оправдание?

Мину звонит в дверь. Она делает глубокий вдох и чувствует пожатие руки Ванессы. Она не знает, означает ли это: «ну, поехали», «все будет хорошо» или «соберись, ты выглядишь так, как будто сейчас обосрешься».

Густав открывает дверь через несколько секунд. Его мокрые после душа волосы кажутся темнее обычного и обрамляют лицо, делая цвет глаз еще ярче.

— Привет! — говорит он. — Заходи!

Мину снимает ботинки и ставит их на расстеленную газету.

— Я готовлю еду, — добавляет Густав, исчезая в кухне. — Ты любишь тунец?

Мину ненавидит тунец. Это кошачья еда. Вся надежда на то, что ей не придется много есть.

— Да, конечно! — кричит она в ответ.

Она косится на закрытую входную дверь. Где-то там стоит Ванесса и тоже снимает с себя ботинки, складывая их в пакет. Вдруг один ботинок со стуком падает на пол и становится видимым.

— Все в порядке?

Мину оборачивается. В дверях стоит Густав.

— Я просто уронила ботинок, — отвечает Мину, вглядываясь в лицо Густава и проверяя, не заподозрил ли он чего-нибудь.

Вроде нет.

— Я сейчас приду, — говорит она, и Густав возвращается на кухню.

Мину поворачивается и видит, как ботинок исчезает в никуда. Мину делает страшное лицо, обернувшись в сторону, где по ее расчетам, должна стоять Ванесса, потом проходит на кухню.

Густав накрывает на стол, рядом сидит его отец. Увидев Мину, он складывает газету и поднимается со своего стула.

Мину мысленно чертыхается. Все было бы гораздо проще, если бы Густав был дома один. Но она улыбается папе Густава, протягивает руку и представляется.

— Меня зовут Лаге, — говорит папа Густава.

Он немолод, но видно, что в юности он был так же красив, как Густав. У него прямая спина и густые седые, отливающие сталью, волосы. Рукопожатие крепкое, горячее, и такое ощущение, что рука Мину тонет в его руке, хотя у нее самой руки немаленькие.