из детской комнаты и через секунду к нам подбегает маленькая девочка, время от времени подправляя свой рюкзачок с Винкс. Каких только странных героев она не обожает: это могут быть и мальчишеской категории, и девичьей. — Прифе-е-ет!

Бросается в раскрытые объятья своего друга и чересчур тянет на себя, отчего тот чуть не падает на нее. Я слежу за тем, как его лицо становится багровым.

— Предстаф-фляешь, Ник, папа подрался. Прафда круто?

Галкин выпрямляется, ладонью тормошит макушку моей дочери, портя всю мою работу. Я так старался заплести эти косы, с которыми заморачивался целых полтора часа.

— Я обожаю драться, тыковка. И папа последовал моему примеру. — Щелкает по ее носу. Варюша разражается звонким смехом.

— Учишь не тому.

— Зато ее подростковые годы не будут такими сахарными. — Подмигивает и шутейство сменяется серьезностью. — Слушай, я чего заехал к тебе. Мой босс не нашел тех бумажек с «Турслима», попросил к тебе заглянуть на чаек и вымогать у тебя их.

— О, черт. Я забыл их передать доставщику. — Запрокидываю голову, вглядываясь в мерцание натяжного потолка. За последние дни голова набита всякой всячиной. Еще и Катя отгородилась от меня, хотя, спасибо и на том, отвечает на мои волнующие вопросы. — Сейчас принесу.

Через пять минут я возвращаюсь обратно в прихожую, где Варя начинает поочередно показывать своих куколок и рассказывать про каждую придуманную историю. Ник сел на мягкий стул, усадив к себе на колени девочку и внимал каждое слово, лишь украдкой удивляясь и восхищаясь.

— Это Челси. Она акфаланфист. Ее нитак давно покусала акула. — Театрально округляет глаза и пальцами делает жвакание, будто ее только что атаковала эта хищная рыба.

— Ого!

— Вот твои документы.

Протягиваю папку, и он поспешно ее забирает.

— Ник, а ты останешься? — с надеждой повернулась к нему Варя, ударив себя по лицу косой.

— Прости, нужно бежать. Есть еще некоторые дела. В следующий раз обязательно с тобой сыграем в «Красавицу и чудовище». Договорились? — Выставляет раскрытую вертикально ладонь.

— Договорились! — Ударяет по ней малышка и спрыгивает с его колен, уносясь в свою комнату с горой темнокожих и златогривых принцесс.

— Мне стоит спрашивать, какого хрена у тебя творится в жизни?

— Все в порядке, Ник.

— Ой, оставь при себе упал на кулак, проехался лицом по асфальту, подвернул ногу и неудачно приземлился.

— Ой, иди уже к своей Насте, Рите, Жанне… Кто у тебя там? — парирую в ответ, не имея желания сейчас оправдываться за свои поступки. Как говорится, меньше знаешь — крепче спишь.

Чокнутый разулыбался во весь рот, сверкнув зубами, и сочувственно похлопал меня по плечу.

— Завидуй молча, Лазарев.

— Вали уже.

Ник открыл дверь, на прощание взмахнул ладонью и бросился вниз по лестнице. Как хорошо, что данная черта в нем — не задавать лишних вопросов, если оппонент не раскрыт для разговора — играет иногда на руку, нежели образ жизни, в котором он погряз и сам оттуда вряд ли уже выберется.

Поздно вечером, уложив Варю спать, перед этим прочитав ее сказку о «Бременских музыкантах», к которой она неравнодушна, я бесшумно вышел из комнаты. Сопение малышки сладко умиротворяло меня и невольно мрачность сменилась светом. Потянулся посреди коридора, скрестив руки за головой, и зевнул. Я поработал мало времени, уделив полноценный выходной своей дочери и нашим любимым забавам, поэтому усталость была как никогда приятна.

Дверь вдалеке хлопнула. Я вышел в прихожую, заметив дергавшую за каблук сапога жену. Изящно надменный взгляд в этот раз был наполнен пустотой, устремленный в какую-то неопределенную даль.

— Привет, — сухо бросил и прошел мимо, завернув в гостиную. В последняя время я ночую на диване, предпочитая укрываться за просмотром сериалов Netflix, лишь бы избавиться от навязчивости вопросов и надобности разделять вместе с женой одну постель.

Я разобрал диван и собирался стелить, как в комнату зашла Женя, следя за каждым моим движением с интересом. Хотя в ее темных глазах не было просвета физического голода, скорее это походило на равнодушную осторожность. Она встала около полки с нашими фотографиями, обвела каждую рамку с отсутствующим видом, пальцами прошлась по стеклянным полочкам, смахивая миллиметровую пыль, и повернулась вновь ко мне.

— Будешь и дальше продолжать делать вид, что меня здесь нет? — В стиле специалиста налоговой службы скрестила руки на груди и нацепила маску утонченной вежливости.

— Я не делаю вид, будто тебя нет. Ты сама отгородила меня от себя после той ссоры.

— Потому что я была права.

Я моргнул и выгнул бровь.

— Ты о чем?

— Я о нас, — говорит так, словно мы обсуждаем кухонную гарнитуру. Струна в спине натянулась, уловив иной подтекст сказанного. Отложил простыню в сторону, развернулся к ней и недоверчиво смерил взглядом. — Я не собираюсь тебя отдавать другой.

— Что, прости?

Ее слова напоминали детский лепет.

— С чего ты решила, что я буду рад оставаться в этом браке? И почему я должен спрашивать твоего разрешения? Мы с тобой разные, Женя. Мы не можем и двух минут просидеть без скандалов.

— Меня это не волнует, — скалиться и поддается вперед, что ее каштановые волосы падают ей на глаза. — Меня волнует только благополучие нашей дочери.

— Поверь, меня тоже. И вряд ли она бы стала верить тому, что мы с тобой счастливы. Она ребенок, но она видит многое, чего мы с тобой никогда не заметим. — В последнее время Варя часто стала делать нам с мамой какие-то несущественные мини-подарки, будто, таким образом, она помогала нам вернуть нашу любовь. Ирония в том, что ее никогда не было. — Мы должны развестись. Ты сможешь найти того, кого полюбишь по-настоящему.

— Как ты свою воспитательницу? — хмыкнула она и оттолкнулась от полки, медленно направляясь ко мне. Без своих каблуков, с ростом полуторки, она все равно казалась хищной, лицемерной и важной, с точностью норка, лоснящаяся при лучах солнца.

Кадык дернулся. Я постарался спрятать возникшие тревожные эмоции за маской, пожалуй, этого было мало для нее, потому что Женя расплылась в дьявольской усмешке.

— О, брось, ты думал я об этом не узнаю, — кокетливо поддела меня. — Что ж, спешу огорчить. У меня везде есть глаза. Как ты мог до такого дойти, Сема?

— Ни тебе меня учить, что правильно, а что карается законом. Ты сама изменяла мне со своими многими ухажерами, — выплевываю дикую правду, вряд ли имеющая параллель.

— Было. Но я исправилась и поняла, как ты мне дорог. — Ложь, ложь и ложь. Дорожить кем-то не имеет ничего общего с изменами. Я терпел ради дочери, ради сохранения семьи. И с меня достаточно! — А с ней…ты подвергаешь опасности