Сантеокл неуклюже поднялся на ноги и надел остроконечныйшлем, с великим тщанием следя за тем, чтобы не примять свои уложенные и завитыелоконы. Минуту он возился, укрепляя на сгибе левой руки большой круглый щит,затем обнажил меч.

– Какой осел! – презрительно заметилаЭлана. – Вы уверены, что его величеству вообще можно давать в руки что-тоострое? Он ведь может поранить себя.

– Таков обычай, женщина, – сухо отвечалЭкатас. – Пленников надлежит строго охранять.

– Вот как, – пробормотала она, – а мы должныподчиняться обычаю, не так ли, Экатас? Там, где правит обычай, нет нужды вголове на плечах.

Заласта слабо усмехнулся.

– Я полагаю, Экатас, ты хотел провести нас в храм. Небудем заставлять Киргона ждать.

Экатас проглотил уже готовый сорваться с языка резкий ответ,рывком распахнул дверь и вывел их в стылый коридор.

Лестница, что вела вниз с вершины самой высокой башникоролевского дворца, была крутая и узкая, бесконечные ступени, петляя, уводиливсе ниже и ниже. К тому времени, когда они вышли во внутренний двор, Элану биламелкая дрожь.

Зимнее солнце ослепительно-ярким негреющим светом заливалопросторный внутренний двор.

По плитам двора они прошли к храму, выстроенному не измрамора, а из белесого известняка. В отличие от мрамора, известняковые плитытусклы и не отражают света, и потому у храма был какой-то болезненный вид,словно его камни тронула проказа.

Они поднялись по лестнице к портику и вошли в широкий проемвхода. Элана ожидала, что внутри этой Святыни Святынь будет царить темнота,однако это было не так. С опасливым изумлением воззрилась она на источниксвета, а Экатас и Сантеокл между тем простерлись ниц, в один голос крича:

– Ванет, тъек Алкор! Йала Киргон!

И тогда только королева поняла значение вездесущего знака,которым было отмечено буквально все и вся в Потаенном Городе. Белый квадрат наэтом знаке представлял собой стилизованное изображение каменного алтаря,располагавшегося в самом центре храма, однако пламя, пылавшее над алтарем,вовсе не было стилизованным изображением. То был самый настоящий огонь, живой,корчащийся, жадно рвущийся ввысь.

Элану вдруг охватил ужас. Огонь, пылавший над алтарем, небыл обычным жертвенным огнем – нет, то было живое пламя, обладавшее сознанием,разумом, несгибаемой волей. Сам Киргон, слепящий, как солнце, пламенел извечнона бледном своем алтаре.

***

– Нет, – твердо сказал Спархок, – не стоит.Будем сидеть здесь безвылазно – во всяком случае, до тех пор, покуда Ксанетияне сумеет пошарить в чьих-нибудь головах. Мы всегда сможем вернуться иразделаться со Скарпой и его приятелями. Сейчас нам прежде всего нужно узнать,куда увезли Элану и Алиэн.

– Это мы уже знаем, – сказал Келтэн. – Ихвезут в Киргу.

– В том-то все и дело, – заметил ставший ужевидимым Улаф. – Мы не знаем, где находится Кирга.

Они ушли в заросшие лианами развалины и собрались на второмэтаже полуразрушенного дворца, чтобы обсудить свои дальнейшие действия.

– У Афраэли есть одна идея, – сказалКелтэн. – Мы могли бы отправиться в Центральную Кинезгу и на местепоразведать, что к чему.

– Вряд ли от этого будет прок, – заметилБевьер. – Киргон прячет свой город с помощью иллюзий вот уже десятьтысячелетий. Мы могли бы ходить по улицам Кирги и даже не увидеть ее.

– Кирга укрыта не для всех, – задумчиво проговорилКааладор. – Туда и обратно все время снуют гонцы, а это значит, что кто-тов Натайосе обязательно знает дорогу. Спархок прав. Пусть лучше Ксанетияпоразведает здесь, чем мы все будем шататься по пустыне, перебирая песчинки игоняя из-под камней скорпионов и ящериц.

– Значит, остаемся здесь? – спросил Тиниен.

– Пока – да, – ответил Спархок. – Не будемпривлекать ничьего внимания, пока не узнаем, что удалось выведать Ксанетии.Больше мы сейчас ничего не можем сделать.

– Но мы были так близко! – вспыхнул Келтэн. –Если б только мы добрались сюда на день-два раньше…

– Но этого не случилось, – отрезал Спархок,подавляя собственное разочарование, – а потому остается только примиритьсяс обстоятельствами и сделать все, что в наших силах.

– А Заласта между тем с каждой минутой будет все дальшеи дальше, – с горечью прибавил Келтэн.

– Не тревожься, Келтэн, – в холодном голосеСпархока была сама смерть. – Как бы проворно и далеко ни бежал Заласта,ему никуда не деться, когда я решу настигнуть его.

***

– Ты занят, Сарабиан? – осторожно спросилаимператрица Элисун с порога синей гостиной.

– Не очень, Элисун, – отозвался он совздохом, – просто размышляю. За последние дни я получил слишком многодурных новостей.

– Тогда я лучше зайду как-нибудь в другой раз. Когдатвой ум занят дурными новостями, с тобой не очень-то развлечешься.

– И это все, что интересует тебя во всем мире,Элисун? – с грустью спросил он. – Одни только развлечения?

Улыбчивое лицо Элисун стало строже, и она переступила пороггостиной.

– А разве не для этого в первую очередь ты женился нанас, Сарабиан? – Элисун говорила на классическом тамульском языке,который разительно отличался от мягкого и ленивого валезийскогодиалекта. – Ты заключил с нами брак, чтобы укрепить политические союзы, апотому мы лишь символы, куклы, украшения. Нас решительно нельзя считать частьюправительства.

Сарабиана поразила тонкость ее восприятия – да и вся этанеожиданная перемена в ее поведении. Элисун очень легко было недооценить. Еецелеустремленная погоня за удовольствиями, агрессивная нагота ее валезийскогонаряда как будто представляли ее бездумной охотницей за чувственнымнаслаждением, но сейчас перед ним была совсем другая Элисун. Сарабиан посмотрелна нее с интересом.

– Чем ты занималась в последнее время, любовьмоя? – нежно спросил он.

– Тем же, чем и обычно, – пожала она плечами.Сарабиан отвел глаза.

– Не делай этого.

– Чего не делать?

– Не пожимай плечами. Это сводит меня с ума.

– Так и задумано. Неужели ты думаешь, что я одеваюсьтак только потому, что мне лень одеваться, как все?

– Так ты за этим сейчас пришла? Поразвлечься? Или утебя была более скучная причина?