Эдрик не удержался. Уловив в ее голосе страдание, коснулся-таки ее волос, погладил, как ребенка. Джемма убрала ладонь от лица, глядя на него теперь с настороженностью.

— А я все гадал, какого цвета у тебя были бы глаза, если бы ты стала человеком, — все еще не в силах вырваться из своего мира, пробормотал он. Эта ночь творила с ним странные вещи, словно изгнав из души весь страх и освободив место для сбывающихся фантазий. Джемма не сбросила его руку, не отвернулась, не оттолкнула. Даже не нахмурилась, кидая в панику. Вместо этого дотронулась до его пальцев своими, переплела, спустила к щеке. — Почему-то решил, что синие.

— Тебе нравятся синие глаза? — негромко спросила она. Эдрик пожал плечами. Ему нравились глаза Джеммы. Какого они были цвета, не имело особого значения. — Это зелье, — сдавленным голосом продолжила она и сжала его руку, как будто искала в ней защиту. — Оно прячет драконью внешность. Мама придумала рецепт — давно уже, — а я его нашла. Решила попробовать… Ну вот… А ты подумал, что я отдалась Хедину… По-твоему, я совсем пропащая, да?! — неожиданно вспылила она. Отбросила наконец его руку, резко села на скамье, оказавшись теперь выше Эдрика. — По-твоему, мне все равно, с кем?! По-твоему, я так к Ане приревновала, что…

— Я приревновал, — выдохнул Эдрик, не в силах больше выносить ее боли. Наверное, за столько времени можно было придумать какое-нибудь объяснение своему поведению, чтобы не выдать себя, но Эдрик не мог лгать Джемме. И так из-за невинного обмана они наворотили столько, что уже невозможно было исправить. Да и правда, пожалуй, была не так страшна, как казалась раньше. — Решил, что ты любишь Хеда. Ну… Ты же всегда им восхищалась… А тут… Я просто голову потерял…

— Я и Хед? — переспросила Джемма и охнула. Эдрик обхватил ноги, ткнулся лбом в колени. Он просто недоумок! Как можно было заподозрить Джемму в разврате? Он же семь лет ее знает, должен был понимать, что она не способна на подобные вещи! Совсем ослеп из-за ревности. Слабак! Таким был, таким и остался!

— Я обидел тебя, — наконец пробормотал он. — Не прошу прощения: не хочу, чтобы ты меня прощала! Но…

— А я тебя одного в лесу бросила, — совсем тихо напомнила Джемма. — После драконьего нападения. И машины перед смотром я поломала. И Ану твою… чуть не погубила… Думала, все меня предали… Эгоистка…

Они надолго замолчали, очевидно, каждый переживая собственные угрызения совести, и Эдрик не сразу заметил, что плечи у Джеммы мелко задрожали и дыхание стало коротким и надрывным. И только когда она вдруг соскочила с лавки и бросилась ему в объятия, едва не уронив на пол, Эдрик ощутил щекой ее мокрое лицо и понял, что она плачет.

Стиснул руки, ничего не соображая и желая только избавить ее от боли и страха. Что она ему говорила? В грехах своих каялась, надеясь хоть немного облегчить душу, а он даже слова ей в ответ не сказал. Вот же лопух!

— Джемма…

Но она замотала головой, словно не хотела его слышать, и только выдохнула ему в ухо:

— Я и ревновала…

— Меня?! — ошеломленно переспросил Эдрик, но Джемма лишь ткнула его в бок, вынуждая замолкнуть и еще сильнее сцепить руки. Тонкие запутанные волосы защекотали ему нос, отвлекая от главного и даря несколько секунд вдохновенного счастья. А потом осознание сбросило на землю.

То, что Джемма ревновала, значило вовсе не то, что она его любит. Это значило, что все ее неприглядные поступки — на его совести. Он стал их причиной, и не Джемме следовало из-за них убиваться.

— Моя вина, — устало произнес Эдрик. — Что посеял, то и пожинаю. Только не плачь, пожалуйста. Ненавидеть себя сильнее я уже не могу.

Джемма замерла, сжалась, вмиг доказав Эдрику его ложь. Еще как мог. До полного изнеможения. И такой пустоты, словно его и вовсе не существовало.

А когда Джемма еще и отодвинулась…

— Какая разница, кто виноват? — точно так же бесцветно произнесла она. — Теперь уже нечего собирать. Если кто-нибудь из нас выживет после похода…

Эдрик вздрогнул, забыв дослушать. А ведь Джемма права. Сколько у них осталась? Неделя? Меньше? А там, быть может…

Что-то вспыхнуло у него в душе. Осветило, затрепетало. И Эдрик сам вдруг подался вперед, обхватил Джемму за голову и, забыв обо всем на свете, накрыл ее губы своими…

Создатели, даже сейчас пробирало от того первого поцелуя! Потому что Джемма не оттолкнула, а словно бы отдалась ему всей своей сущностью, не пытаясь ответить, но ловя его губы своими, и следуя за ними, и признавая за Эдриком право так к ней прикасаться, и до какого-то исступления присваивая его себе. Словно в последний раз. Словно больше никогда, а Эдрик не мог уразуметь, почему так, если счастье само дается в руки и не требует ничего взамен.

— Джемма…

— Ни за что! — пробормотала она, выбираясь из его объятий. — Я же пообещала! Я сама себе слово дала!..

— В чем? — ничего не понял Эдрик, чувствуя только, что еще ничего не потеряно, и от этого смелея и ощущая в себе силы поспорить с богами за свое счастье.

— В том, что не позволю тебе… — тут она осеклась, непроизвольно хихикнула и закрыла лицо ладонями. Плечи ее снова задрожали, но теперь уже не от смеха, и Эдрик, с трудом поднявшись с колен, посмотрел на нее со смесью растерянности и недоумения. — Эдрик, ты просто… Вот как я теперь? Я же не должна была… — и вдруг снова остановилась. Вздрогнула, поникла. — Я не заслуживаю, понимаешь? После всех тех гадостей, что я думала и делала…

Эдрик шагнул вперед, снова привлек ее к себе, неожиданно поняв, в чем она больше всего сейчас нуждается.

— Хватит себя оговаривать, — попросил он. — Я больше не поверю ни своим глазам, ни своим ушам. Только сердцу. А оно знает, что ты не способна на низости. Только не та девочка, что еще ребенком спасла мне жизнь. Что так смело бросалась на защиту пленных драконышей. Что не жалела себя, разыскивая их по всем Северным землям. Ты не стала другой, Джемма! Лишь научилась защищаться… и еще больше похорошела…

Последняя фраза была, конечно, совсем уж неуместной, но, кажется, именно она вынудила Джемму сначала лукаво отвести взор, приняв его комплимент, а потом рассказать ему про почти одолевшую ее бездну.

— Она и сейчас еще иногда… дает о себе знать… — виновато пробормотала Джемма и спрятала лицо у него на плече. — Не знаю, как с ней бороться. Боюсь…

— Не надо, — улыбнулся Эдрик, почему-то решив, что знает выход. — Я больше не оставлю тебя одну. Хотя бы до того момента, пока не стану лишним.

— Будешь ждать до старости, — многообещающе буркнула Джемма, прежде чем потребовать новых поцелуев, и Эдрик, кажется, впервые в жизни осознал, как добры всегда были к нему боги и как слеп — он сам. И даже если они придумали для него лишь эти несколько дней, Эдрик был благодарен за возможность узнать настоящее счастье. Потому что Джемма, несмотря на нередкие укоры себя в слабоволии и попытки понести заслуженное наказание за былую несдержанность, все же больше не отстранялась, вынуждая раз за разом чувствовать себя ненужным, а, напротив, старалась стать ближе, выуживая откуда-то из недр своей загадочной души нежность, мягкость, терпимость и заметно стараясь дать Эдрику больше, чем получала от него сама. И только когда Эдрик со смехом замечал, что перестал узнавать свою подругу, тыкала ему пальчиком в грудь и предлагала получать удовольствие от ее перевоспитания.