– Подержите, пожалуйста, – Крук всунул в руки растерянному Мозгалевскому сигареты и спички, суетливо приспустил штаны и уселся над чашей. – Очень извиняюсь, целый день терплю. Мочи нет, – закряхтел арестант.

Мозгалевский с отвращением отвернулся, судорожно прикурив сигарету.

– Слышь, а ты срать не собираешься? – деловито поинтересовался охранник. – Я сегодня больше в сортир не поведу. Садись рядом, не стесняйся. Привыкай. Интеллигенция, мать вашу.

После порции уколов принесли ужин: кусок курицы, отварной картофель, винегрет и теплый слабый чай. Ели молча, вяло, по привычке, без аппетита. Петр смотрел в одну точку, медленно пережевывая пищу, то и дело промакивая краешки губ обрывком туалетной бумаги, который он предусмотрительно захватил из уборной.

– За что тебя сюда? – Мозгалевский решился прервать молчание.

– А? – вздрогнул Крук, чуть не подавившись.

– Как ты здесь оказался, говорю?

– Скверно все так получилось. Я ведь даже думать не мог, что так получится. – Крук отхлебнул чай. – Видите ли, я инженер, физик. Для меня это больше, чем профессия, а теперь даже больше, чем жизнь. Здесь почему-то всегда холодный чай.

– Потому что вы, психи, народ ушлый, даже кипятком можете отравиться, – съехидничал Мозгалевский.

Крук подозрительно заглянул в кружку и отставил ее в сторону.

– Извини, перебил, – улыбнулся Мозгалевский.

– Последние двадцать лет я проработал в Государственном ракетном центре имени Макеева. Все это время мы пытались реанимировать советское наследие в области военных разработок и с завистью изучали американские новации, от которых безнадежно отстали на несколько поколений. Я писал письма на имя Верховного главнокомандующего и министра обороны о том, что правительство закачивает триллионы в абсолютно бесперспективные направления, например, в развитие подводного флота, когда у американцев существуют технологии с помощью продольных электрических волн отслеживать все наши объекты в океане, которые в случае начала войны будут молниеносно уничтожены.

– И что ответил тебе Верховный? – крякнул Мозгалевский.

– Ответа я не дождался, но через пару недель ко мне пришли сотрудники ФСБ, изъяли компьютер, все документы. Отстранили от работы. Нашли переписку с моим коллегой – канадским профессором, в которой я имел неосторожность усомниться, что проект гиперзвукового ракетного комплекса «Кинжал» с ядерной силовой установкой может быть реализован.

– Так нам же Путин мультики показывал, как мы этими ракетами скоро Америку закидаем, – зло хохотнул Мозгалевский.

– Увы, – развел руками ученый. – Я думаю, Владимира Владимировича ввели в заблуждение.

– Написал ты этому профессору письмо и дальше что?

– Как мне пояснил на допросе следователь ФСБ, Рудольф Гертруд Леонардус Вандайк, именно так звали канадского ученого, сотрудничал с ДАРПА – это агентство перспективных исследований при Минобороны США. Меня обвинили в шпионаже, отправили сначала в Лефортово, а через три месяца сюда, – Крук тяжело вздохнул. – Надеюсь, что они во всем разберутся и меня отпустят. Главное, чтобы вернули рукописи моей работы, в них дело всей жизни. И ничего не опубликовано.

– А чего не публиковал-то? – Мозгалевского охватило любопытство.

– Видите ли, сначала я боялся не закончить мехмат, потом не защитить кандидатскую, затем докторскую. Думал, вот стану профессором и смело обнародую свои выводы. В итоге я снова испугался. Испугался травли, испугался потерять работу. У меня ведь трое детей. Вот, решил дотянуть до пенсии, а там к черту все страхи. А ведь если б я тогда не побоялся… Это Бог меня наказывает за малодушие, ибо нельзя молчать, когда тебе открывается истина. – Крук, будучи не в силах сдерживаться, затрясся в слезных конвульсиях.

Верхнее окошко открылось, и внимательный взгляд уставился на сокамерников.

– Петя, ты вообще о чем сейчас? Может, поговорить с ними, чтобы дозу увеличили? – Мозгалевский кивнул на дверь.

– Я спокоен. Вы не думайте, я не сумасшедший. – Крук сделал пару глубоких вдохов, пытаясь остановить слезы.

– Все здесь так говорят, даже я, – пробурчал Мозгалевский.

– Всякая официальная наука, по крайней мере в России, это застой и стагнация, она не имеет ничего общего с научным прогрессом. Если бы Берия не сделал в свое время ставку на Курчатова, то у нас бы до сих пор не было ни атомной отрасли, ни ядерного оружия. Когда Германия стояла на пороге открытия ядерной реакции, Капица, Йоффе, Ландау твердили Сталину, что этот процесс невозможен. Вы только представьте, в 1940 году академик Капица заявлял, что если бы такая реакция случилась, она бы не смогла остановиться и Земля была бы уничтожена. А в это время немцы уже первыми в мире осуществили искусственное расщепление ядра атомного урана. Не случайно в сорок втором молодой физик Флеров в отчаянном письме к Сталину обвинял руководство Академии наук, конкретно Йоффе и Капицу, в саботаже работ по ядерной физике. Хорошо, что письмо передали Берии и он сделал правильные выводы.

– Да уж. Нет у нас больше Берии. – Мозгалевский самодовольно похлопал себя по затылку. – Если бы не Лаврентий Павлович, кончил бы Флеров свои дни или в дурке, или в расстрельной канаве.

– Тогда в стране не было совершенно ядерного сырья, – подхватил мысль Крук. – Только вдумайтесь: при минимальной начальной потребности проекта в сто тысяч тонн металлического урана в 1943 году было добыто всего две тонны, их с рудников Таджикистана везли, а потом по горным тропам на ишаках и верблюдах. А все запасы советского урана на тот момент оценивались в сотню тонн против нескольких тысяч тонн разведанных запасов у американцев. Простите, я немного путаюсь в мыслях. Лекарства притупляют сознание.

– Ничего страшного, еле за тобой поспеваю, – подбодрил ученого Мозгалевский.

– Я родился в семье советских атеистов. Мне отец говорил, что Гагарин был в космосе и сказал, что Бога нет. Еще в классе восьмом я заинтересовался трудами Николы Теслы. У нас он был не в чести, и впоследствии я понял почему.

– И почему же?

– Тесла в физике сумел расшифровать Бога, – оглянувшись, шепотом выдохнул Крук.

– Если мне не изменяет память, Тесла пытался доказать существование эфира, но теория относительности Эйнштейна его опровергла, – продемонстрировал свою осведомленность в физике Владимир, но ученый не обратил на его слова ни малейшего внимания.

– Помните первые строки Писания? «В начале было слово». Так вот, с точки зрения физики Теслы слово – это продольная волна в эфире. Сталкиваясь, волны образуют микровихри, создавая материю. В 1891 году Тесла говорил: «Из всех точек зрения на природу только та, которая предполагает существование одной материи и одной силы и совершенное единообразие во всем, является наиболее научной и с наибольшей вероятностью истинной». Дух порождает материю, дух есть эфир, эфир есть Бог! – Крук торжествующе замолчал.