Осенью 1915 года император привез в Ставку одиннадцатилетнего наследника. Решение это было необычным – не только из-за юного возраста цесаревича, но и по причине его недуга. Однако решение государя не было скоропалительным, оно было давно обдуманным и мудрым.

Необходимо было поднять боевой дух армии, понесшей тяжелые потери и отступавшей в течение всего лета. Сам император неоднократно посещал войска, и визиты государя, символа святой Руси, повсюду вызывали огромный энтузиазм. Николай II надеялся, что появление рядом с ним наследника еще больше укрепит боевой дух солдат.

Главное, император думал о далеком будущем, когда престол займет его сын. До сих пор воспитание мальчика отличалось от того, какое необходимо наследнику престола. Цесаревич жил в уединенном мирке, населенном, главным образом, любящими его женщинами.

Привезя сына из душной атмосферы дворца в Ставку, где его окружали бородатые, пахнущие кожей портупей военные, Николай Александрович рассчитывал расширить кругозор будущего монарха.

Отпустить сына с отцом Александре Федоровне стоило большого труда. Ведь ребенок всю жизнь был у нее на глазах; если же он по какой-то причине отсутствовал, матери мерещилось невесть что. Во время поездок в Ставку Алексея Николаевича, как всегда, сопровождали доктора Федоров и Деревенко, учитель французского языка Жильяр и дядьки Деревенько и Нагорный. Однако риск был значителен, и государыня это хорошо понимала. Во время поездки ребенок мог споткнуться в коридоре и упасть. Трясясь в автомобиле по грунтовым дорогам, находясь в зоне действия германских аэропланов, совершая длительные переходы, выстаивая по нескольку часов на смотрах войск, он будет вынужден выносить такие перегрузки, какие не позволил бы испытать пациенту-гемофилику ни один врач. В письмах императрицы сквозит тревога за сына: «Позаботься о том, чтобы маленький [Алексей] не уставал, лазая по ступенькам. Он может совершать длительные прогулки… Маленький любит копаться в земле и работать, он такой сильный и забывает, что ему нужно быть осторожным… Позаботься о руке Бэби, не разрешай ему бегать по поезду, чтобы он не повредил себе руки… Прежде чем ты придешь к решению, поговори с мсье Жильяром, он такой толковый и все так хорошо знает о Бэби». Каждый вечер в девять часов Александра Федоровна шла в комнату сына и словно вместе с ним молилась. Опустившись на колени, она просила Господа вернуть ей сына живым и невредимым.

Однажды, когда Жильяр вернулся в Царское Село, оставив своего ученика в Ставке, государыня объяснила наставнику причину, по которой она отпустила сына с отцом.

«После обеда мы вышли на террасу, – вспоминал учитель. – Был чудный, тихий, теплый вечер. Ее Величество прилегла на кушетку, она и две ее дочери вязали шерстяные изделия для солдат. Другие две великие княжны шили. Главным предметом нашего разговора был, естественно, Алексей Николаевич, о котором они хотели знать мельчайшие подробности… Императрица с удивившей меня откровенностью сказала, что государь много страдал всю свою жизнь от природной застенчивости и от того, что его слишком долго держали вдали от дел, вследствие чего, после внезапной кончины Александра III, он чувствовал себя плохо подготовленным к обязанностям монарха. Вот почему он дал себе обещание, прежде всего, не повторять тех же ошибок в воспитании своего сына».

Скрепя сердце Александра Федоровна согласилась с супругом. Да и самому цесаревичу не терпелось вырваться из Александровского дворца. Вот уже много месяцев самое большое удовольствие он получал от поездок в автомобиле, удаляясь верст на двадцать от Царского Села. «Мы выезжали тотчас после завтрака, – вспоминал Жильяр, – часто останавливаясь у встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем они разговаривали. Железные дороги в пригородах Петрограда также привлекли внимание Алексея Николаевича. Он очень живо интересовался движением на маленьких станциях, которые мы проезжали, работами по ремонту путей, мостов и т. д. Дворцовая полиция забеспокоилась насчет этих прогулок, которые происходили вне района ее охраны… Каждый день, выезжая из парка, мы неизбежно видели автомобиль, который несся вслед за нами. Одним из наибольших удовольствий Алексея Николаевича было заставить его потерять наш след».

Для живого, умного одиннадцатилетнего мальчика поездка в Ставку означала редкостное приключение. Однажды октябрьским утром 1915 года цесаревич, одетый в солдатскую форму, полный радостных ожиданий, поцеловал мать и поднялся в вагон царского поезда. Не успев добраться до Ставки, Алексей Николаевич впервые присутствовал на смотре войск, отправляющихся на фронт. «В Режице… государь сделал смотр войскам, отведенным с фронта… Алексей Николаевич шаг за шагом следовал за отцом, слушая со страстным интересом рассказы этих людей, которые столько раз видели близость смерти, – писал Жильяр. – Его обычно выразительное и подвижное лицо было полно напряжения от усилия, которое он делал, чтобы не пропустить ни одного слова из того, что они рассказывали. Присутствие наследника рядом с государем возбуждало интерес в солдатах, и когда он отошел, слышно было, как они шепотом обмениваются впечатлениями о его возрасте, росте, выражении лица и т. п. Но больше всего их поразило, что цесаревич был в простой солдатской форме, ничем не отличавшейся от той, которую носила команда солдатских детей».

После побед, одержанных германцами летом 1915 года, Ставку пришлось перевести из Барановичей в находившийся в верховьях Днепра Могилев. Из поездов штаб перебрался в особняк губернатора – возвышавшееся на холме над излучиной реки здание. Поскольку в особняке было тесно, Николай II оставил за собой всего две комнаты – спальню и кабинет. Вторую койку, для сына, он поставил к себе в спальню.

6 октября 1915 года государь писал из Могилева супруге: «Ужасно уютно спать друг возле друга; я молюсь с ним каждый вечер… он слишком быстро читает молитвы, и его трудно остановить. Я читал ему все твои письма вслух. Он слушает, лежа в постели, и целует твою подпись… Он спит крепко и любит спать с открытым окном… Шум на улице его не беспокоит… Вчера вечером, когда Алексей был уже в постели, разразилась гроза, где-то рядом с городом ударила молния, шел сильный дождь, после чего воздух стал чудесный и посвежело. Мы спали с открытым окном, что он очень одобрил. Слава Богу, он загорел и выглядит здоровым… Утром он просыпается рано, между 7 и 8, садится в постели и начинает тихонько беседовать со мной. Я отвечаю ему спросонок, он ложится и лежит спокойно, пока не приходят разбудить меня».

Оказавшихся на краткий период рядом в этой великой войне отца и сына соединяла нежная привязанность. Комната, в которой они жили, стала для них тихой гаванью, защищавшей их от разыгравшейся бури. «Он вносит столько света и оживления в мою здешнюю жизнь», – сообщал жене император.

Каждое утро вместе с Жильяром цесаревич готовил на веранде уроки. После занятий развлекался в саду с игрушечным ружьем. «Он всегда носит с собой свое маленькое ружье и часами ходит по определенной дорожке, – сообщал царь государыне. – Я отправился в садик, где Алексей маршировал, а Деревенько шел по другой дорожке и насвистывал… Левая ручка Алексея немножко болит – оттого, что вчера он работал в песке на берегу реки, но он не обращает на это внимания и очень весел. После завтрака он всегда с полчаса отдыхает, а мсье Жильяр читает ему, пока я пишу. За столом он сидит слева от меня… Алексей любит подразнить Георгия. Удивительно, как мало застенчив он стал! Он всегда следует со мною, когда я здороваюсь с господами».