— Ну, об этом я расскажу вам в следующий раз. Не все сразу. Лучше вы мне скажите, куда вы везете меня.

— Как куда? В Турцию. Там я передам вас другой охране, и вас отправят дальше, в Россию.

— Значит, наш пароход идет в Турцию?

— В Индию. Там перейдем на другое судно.

— Ах вот что…

Они оставались на палубе до самого обеда. Пообедали. Мерфи захотел спать. Он надел Алеку наручники и повел в каюту.

— Отдохнем, а потом снова погуляем, — утешил его солдат.

— Напрасно, Мерфи. Никуда я не денусь. Можете спокойно отдыхать, а я побуду на палубе.

— Э, нет. Так дело не пойдет. Я должен быть все время с вами.

Прошло несколько дней, и солдат привык к Алеку, особенно после того, как тот рассказал ему, за что его арестовали.

— Если все правда, уж очень строго с вами поступили.

Между солдатом и Алеком вскоре установились дружеские отношения. Теперь днем Мерфи не надевал на Алека наручники, разрешал быть на палубе с утра до наступления темноты, перестал обращать внимание на его общение с командой парохода. Матросы и кочегары, свободные от вахты, любили посидеть на свежем воздухе, поболтать с Алеком. Они сразу почувствовали в нем хорошего человека, а когда узнали, что он моряк, то засыпали его куревом и едой. Каждый хотел хоть чем-нибудь ему помочь.

Алек попросил разрешения у Мерфи работать вместе с командой. Работа отвлекала его от мрачной действительности. Солдат милостиво разрешил, но все же никогда не оставлял Алека одного. Всегда торчал рядом.

Боцман «Сити оф Лондон» не мог нарадоваться, видя, как отлично знает арестант морское дело. Алек, быстро стал на пароходе своим.

Только когда Мерфи отводил его в каюту и Алек оставался один, мысли об Айне возвращались вновь и вновь, не давали ему покоя, и будущее казалось безнадежным. Он подходил к открытому иллюминатору, глядел в звездное темное небо, слушал плеск волн за бортом. При каждом движении позвякивали наручники, которые Мерфи не забывал надевать на ночь, и мучительно напоминали, что он всего-навсего арестант, государственный преступник и ждать впереди чего-либо хорошего не приходится.

Алек плохо спал. Мешали скованные руки и кошмары. Они терзали его каждую ночь. Ему снилась Айна. Всегда с ней происходило что-нибудь плохое. Он стремился к ней, хотел помочь, освободить ее, но что-то темное, липкое наваливалось на него. Он все видел, но не мог шевельнуться, испытывая невероятные муки от своего бессилия. Вокруг кривлялись страшные, искаженные уродливыми гримасами рожи, хохотали, протягивали к Айне когтистые лапы, а он не мог поднять рук, защитить ее… Алек просыпался в холодном поту, счастливый от того, что это был только сон, но после долго не мог заснуть.

«Сити оф Лондон» был старым грязным пароходом всего с двумя пассажирскими каютами. Ходил он медленно, и плавание до Бомбея, куда шло судно, предстояло длинное. Не меньше двух недель.

3

…Всю ночь Айна ходила по комнате, хваталась то за одно, то за другое. Что-то убирала, принималась за никому не нужное шитье, потом бросала все. Как и чем помочь Алеку?

Она подбегала к комоду; в какой уже раз доставала заветную коробочку с «драгоценностями», подарками разного времени! Золотым колечком, тонкой цепочкой, часиками… За них можно выручить только несколько жалких фунтов. Отчаяние охватывало ее. Она металась по комнате, как пойманная в сети птица.

Эдгар Янович и Нина Сергеевна прислушивались к шагам в соседней комнате и не знали, как утешить дочь.

— Не спит! — шептала Нина Сергеевна, прикладывая к глазам платок. — Эдди, пойди, постарайся уговорить ее лечь в постель.

Струмпе нерешительно шел в комнату к Айне.

— Ложись, дочка, ложись. Утро вечера мудренее. Не мучай себя напрасно. Из-за того, что ты не будешь спать, Алеку не станет легче. Поспи. Завтра тебе предстоит еще много волнений.

— Не могу, папа. Не могу! Как жить? Я должна быть с Алеком.

— Придумаем что-нибудь. Ты ложись, ложись. — Струмпе подошел, погладил ее по голове. — Ну, пожалуйста.

Чтобы не огорчать отца, Айна, не раздеваясь, прилегла на кровать, закрыла глаза. Струмпе сел рядом и начал напевать старинную песенку, которую он пел дочери в детстве, когда та была совсем маленькой. Под это тихое пение Айна забылась в тревожном сне.

Утром, бледная, измученная, с синими кругами под глазами, Айна поехала в «Бога Род». Начальник тюрьмы принял ее любезно.

— Садитесь, пожалуйста, миссис Лонг. Я должен вас несколько огорчить. Сейчас свидание получить нельзя. Нет, нет, не пугайтесь. Вы получите его позже. Дело в том, что сегодня Лонга отправляют в Бомбей, где предполагается пересадка на пароход, идущий в Турцию…

— Сегодня? — Айна похолодела. — Почему же так скоро?

— Мы не можем ждать, миссис Лонг. Пароход уходит сегодня. Приговор обжалованию не подлежит, и потому мы должны привести его в исполнение. А следующий пароход отплывает только через две недели. Таковы указания свыше.

— Когда же я могу повидать мужа?

— Судно покинет порт в три часа. К этому времени Лонга привезут на пароход, и мы дадим вам возможность побыть вместе целый час. Согласитесь, что такое свидание будет много приятнее, чем здесь. Все-таки отдельная каюта…

— Я хочу видеть его сейчас. Вызовите Лонга сюда. Что вам стоит? Очень прошу вас!

— Не могу. Приезжайте на пароход «Сити оф Лондон» к трем часам. Я напишу распоряжение конвоиру, чтобы он не препятствовал вашей встрече. Только одно условие…

— Какое?

— Вы не должны ничего передавать ему.

— Хорошо.

— Верю. Обыска вам делать не будут.

Начальник тюрьмы сел за стол и набросал несколько слов на тюремном бланке.

— Передадите конвоиру, когда подниметесь на палубу парохода. Очень сожалею…

Айна ушла. Начальник тюрьмы с сожалением покачал головой. Такая славная молодая женщина! Он был противен сам себе. Он понимает — преступника надо скорее увозить из Австралии, но зачем же лишать последней радости эту милую женщину, миссис Лонг? Ну, поцеловались бы в последний раз, помиловались… Может быть, и не увидятся больше никогда. А что, если своей властью разрешить им свидание в тюрьме? Вернуть миссис Лонг?

Он выглянул в окно. Улица была пустынна. Э, не бежать же за ней, в самом деле? Не ровен час, еще узнает королевский судья — неприятностей не оберешься. Жаль, что поздно пришла ему на ум эта мысль. А ведь мог бы порадовать ее. Ну, да что теперь говорить… А судья все же жестокий человек.

…Было одиннадцать часов, когда Айна подошла к дому, где помещалась социалистическая партия. Ее встретил