Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Алека везли из здания суда в тюрьму, он раздумывал над приговором. Сначала он был ошеломлен, не сразу понял, что тот принес ему, но вскоре коварство судей стало для него очевидным. Что он, большевик, осужденный английским судом на десять лет каторги за агитацию против правительства, может ожидать у Деникина? Пулю или петлю. Он много слышал о той жестокости, с какой белые расправлялись с большевиками. Пощады для них нет. Суд хорошо знал, куда надо его послать.
И все же, несмотря на мрачное будущее, какое-то чувство, похожее на облегчение, охватило его. Может быть, товарищам удастся что-нибудь предпринять. Значит, пока ему не придется носить полосатую тюремную одежду, его не повезут на Новую Гвинею в каторжные поселения, не заставят там работать, а путь до Одессы далек… Никто не знает, что произойдет с ним в дороге, какие могут встретиться неожиданности. Он получил отсрочку. Никогда не надо мучить себя из-за того, что еще не случилось. Вот привезут в Одессу, тогда он будет думать, что ему делать. Возможно, и ехать никуда не придется. Многое зависит от того, что сумеет Уайт.
Эти мысли подбодрили Алека. Надзиратель, впуская его в камеру, удивленно спросил:
— Что? Дали маленький срок?
— Предлагают морское путешествие для восстановления подорванного здоровья. Скоро уеду от вас, Куки.
Тюремщик недоверчиво покосился на него и в сердцах захлопнул дверь. Он не любил, когда арестованные называли его Куки — прозвищем, данным ему тюремными офицерами. Но Алеку уже было наплевать на него.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Гражданин Советской Республики
1
После суда Бартон вернулся домой в отличном настроении. Как умно он ответил Лонгу, когда тот выложил свои главные козыри и принялся рассказывать о визите к судье. Ответил так, что у публики отнялись языки, а к аресту в Виктория-холл он на самом деле не имеет никакого отношения. И все же хорошо, что суд над Лонгом наконец закончился. Надо только скорее отправить его в Россию, чтобы не дать возможности социалистам заварить кашу, поднять общественное мнение. Конца не будет протестам, обращениям к народу, запросам в парламент. Ну, об этом он позаботится сам. Сейчас же позвонит в тюрьму и даст указания. Пусть подберут сопровождающего, оформят все нужные документы для Константинополя, откуда Лонга пересадят на русский пароход, и отправляют его с богом. Чем скорее, тем лучше.
На пороге дома судью встретила миссис Бартон. Она всегда интересовалась процессами, которые вел ее сын. Волновалась за него и очень хотела, чтобы о нем говорили и писали как о справедливом человеке.
— Ну, и чем же кончился суд, Эндрью? — спросила она, целуя сына в лоб.
— Лонгу дали десять лет каторжных работ, но заменили высылкой в Россию, — сказал Бартон, сбрасывая пиджак. В комнате было душно.
— Я всегда была уверена, что ты добрый и гуманный мальчик, — воскликнула миссис Бартон. — Ну, хватит о делах. Ты, вероятно, страшно голоден? Сейчас Кэт принесет тебе поесть. Кстати, сегодня твои любимые бараньи котлеты с косточкой.
— Ты просто ангел, мама, — сказал судья и поцеловал руку матери.
Как только миссис Бартон вышла из комнаты, судья схватился за телефонную трубку.
— Вы уже знакомы с приговором по делу Алека Лонга, Джордж? Очень хорошо, — сказал он начальнику тюрьмы. — Заготовьте все документы. Справьтесь об отходящих завтра судах в Европу. Если не будет прямого парохода в Турцию, где Лонга надо пересадить на идущий в Россию, то найдите место на том, который идет в порт, где можно сделать пересадку. Понятно? Необходимо все организовать срочно и совершенно секретно. Свидание? — Бартон с минуту подумал. — Мне кажется, что не стоит. Пообещайте дать в ближайшие дни, а потом сообщите жене, на каком пароходе его отправили. Почему? У него слишком энергичная жена, Джордж…
Ну, так. Сколько нервов надо иметь человеку, чтобы быть судьей! Какое сегодня число? Двадцать третье, пятница. Больше недели он не виделся с Лолой Брэдок…
При воспоминании о Лоле судья улыбнулся. Какая женщина! Создает же бог таких красавиц. Ноги, руки, глаза! Да что говорить, все — совершенство.
Только теперь судья понял, как он соскучился по Лоле. Всё проклятые дела! Но вечером он обязательно встретится с ней. Отдохнет и поедет в «Золотую подкову». Они поужинают вместе, а потом…
Ночное кабаре «Золотая подкова» помещалось на краю города, в живописном уголке на берегу океана. Дом стоял в густом саду, и с улицы была видна только аллейка, обсаженная ровно подстриженными кустами. У калитки висела большая деревянная подкова, выкрашенная золотой краской, а на самом доме, уже внутри сада, огромный красочный плакат, изображавший Лолу Брэдок в черных длинных чулках с розовыми подвязками. В этом году она была гвоздем сезона и пользовалась невиданным успехом у публики.
Бартон появился в «Золотой подкове» поздно, когда программа уже началась. Его встретил почтительно склонившийся метрдотель и доверительно сказал:
— Забыли вы нас, мистер Бартон, давно не были. Мисс Брэдок еще не выступала. Ваш стол, как всегда, свободен. Прошу.
Он откинул перед судьей тяжелую портьеру, и они очутились в небольшом зале, заставленном столиками. Все места были заняты. На маленькой эстраде молодой человек в цилиндре лихо выбивал чечетку. Громко играла музыка. Бартона заметили. Со всех концов неслись приветственные возгласы:
— Хэлло, Эндрью! Где вы пропадали?
— Здравствуйте, Бартон! Идите к нам.
Раскланиваясь, он следовал за метрдотелем в глубь зала, к свободному столику.
— Пригласить мисс Брэдок? — спросил метрдотель, когда судья уселся в кресло. — И подать ваше любимое «Редерер»?
— Скажите ей, что я в зале, Фердинанд, и жду ее. Пусть придет после своего номера. Шампанское подайте.
Метрдотель почему-то не уходил. Бартон удивленно взглянул на него:
— Вы хотите что-то сказать мне, Фердинанд?
— Да, сэр, — наклонился к уху судьи метрдотель. — Может быть, это не мое дело… Мисс Лола в очень плохом настроении. Я хотел сказать вам об этом, сэр… Извините.
— Спасибо, Фердинанд, — улыбнулся судья.
Бартон самодовольно подумал: «Простой человек Фердинанд, а все замечает и понимает».
Танцор кончил отбивать чечетку, раскланялся, скрылся за кулисами. Конферансье, улыбаясь, объявил:
— Мисс Лола Брэдок!
Он захлопал в ладоши. Зал громыхнул аплодисментами. На эстраду выбежали шесть девушек, одинаково одетых в бело-черные кружевные платья со множеством воланов. Под бравурный мотив, высоко закидывая ноги, они начали танцевать канкан. Когда они становились одна за другой, казалось, что на сцене извивается белочерная змея. Но вот раздалась дробь