в безлюдных переулках над теми, кто, по их мнению, недостойно себя ведет. И нет чтобы прицепиться к мужику широкоплечему! Он же в морду дать может, опасно! Они ловят молодых женщин и девушек, якобы заботясь об их нравственности, и, хм, учат уму-разуму, то есть, бьют, заламывают руки, унижают. Одной несчастной руки связали, юбку сняли и на голову надели, и в таком виде выпнули в людное место. С другой сняли штаны и отлупили ремнем по ягодицам до кровавых полос, она сидеть потом неделю не могла. А в Полицию нравов девушки не заявляют, стыдятся…

— А чего стыдного-то? — у Ксаны от злости перехватило дыхание. — Что нарвались на подонков сильнее себя?

— Ну, вы же знаете нынешние порядки, — покачал головой Светозар. — Женщины должны блюсти нравственность, быть скромными, ходить, опустив глаза, говорить тихо, носить платья и юбки до земли. А если штаны надела — значит, бесстыдница. Вот девчонки и боятся заявлять. Потому что блюститель запросто скажет: «А зачем же ты, голубушка, в таком виде вышла на улицу?» А эти отморозки тоже ведь хитрые, они не калечат, не насилуют и не убивают. Но после встреч с ними во многих будто что-то ломается. К нам сюда приходили девчонки совсем юные на беседы к новопсихологам, как они плакали, я подслушал случайно, сердце оборвалось! У самого дочка Василиса, шестой годик ей, так я только представлю, что она подрастет и может нарваться на этих подонков…

Он в сердцах стукнул кулаком по стене, и тут же начал извиняться за свою несдержанность.

— Я бы за такое тоже шею на бок свернула, — медленно сказала Ксана, переваривая услышанное. — Не просите прощения, я прекрасно вас понимаю. Вечерами заниматься не будем. А там, может быть, и получится решить эту проблему…

На улице было зябко. В воздухе повисла противная и душная морось. Ксана, выйдя из теплого помещения, поежилась и натянула на голову капюшон толстовки. Настроение после знакомства с добрым Светозаром снова поползло вниз. Вчера они нарвались на кладбище на каких-то неземных чудищ и очень переживали по этому поводу. А тут — подумать только! — свои упыри появились и вовсю резвятся. Человеческое обличье имеют, кровь не пьют — а последствий от их действий столько, что лучше бы пили, было бы право совершенно законно оттяпать им голову.

«Вот тебе и славное время, вот тебе и коллективные высокие вибрации, — мрачно думала она, шагая по улице. — Расплодили нечисти похлеще иноземной, и каждый мерзотный прыщ радеет за чужие честь и нравственность. И не стыдно же ни капли, наверняка ведь думают, что благое дело совершают».

Она так погрузилась в свои мысли, переходя дорогу и сворачивая в проулок, ведущий к центральному проспекту, что не заметила, как от угла обшарпанного здания с булочной на первом этаже отлепилась мужская фигура в серой хламиде и лениво двинулась за ней.

На проспекте Ксану ждало разочарование — возле остановки проводился ремонт дороги, и автобусы проезжали мимо. Рабочие подсказали, что можно спуститься вниз через еще один проулок, оттуда доехать до центра и спокойно пересесть на свой автобус.

Накрапывающая морось тем временем начала превращаться в полноценный холодный дождик. Небо посмурнело, и стало темно, как вечером. Чертыхнувшись про себя, Ксана побрела в сторону, куда ей указали мужички.

Проулок оказался длинным, извилистым и мрачным, как земной путь грешника, не верящего в карму и просветление. От дождя защищали крыши, практически наползавшие друг на друга на высоте трех этажей, но и передвигаться приходилось практически впотьмах.

Зато здесь, несмотря на близость от центрального проспекта, было тихо. Тогда Ксана и услышала, что за ней кто-то идет. Внутри будто развернулась острая пружина, кольнула одновременно в голову и диафрагму: «Опасность!» Рот мгновенно наполнился едкой слюной. Девушка сплюнула на щербатую плитку под ногами, и вздрогнула — камень зашипел, как раскаленная сковородка, и треснул пополам.

«Что же ты делаешь, идиотка, сейчас тебя и вычислят!» — ругнулась она про себя и прибавила шагу. Странная фигура в серой рубахе не отставала. Ксана обернулась — мужик, высокий и худощавый, с противным длинным носом и жиденькими волосенками, заправленными за уши. Нет, лучше вблизи на глаза не попадаться, девушка, от чьей слюны трескаются камни, гарантированно вызовет у него подозрения.

А проклятый проулок все не кончался. Ксана перепрыгнула небольшую канавку, обогнула угол старого кирпичного дома и перед ней открылся живописный вид на закуток с тремя контейнерами для раздельного сбора мусора. Здесь же, у стенки, стояли щербатые цветочные кашпо с высохшей землей и потрескавшееся зеркало в человеческий рост, которое до помойки донесли, а куда именно сунуть — не придумали.

Из-за контейнера вышел еще один мужчина, тоже худой и в серой рубахе, еще и расшитой по подолу непонятными кривыми каракулями. С мерзопакостной улыбочкой он перегородил девушке дорогу. Она обернулась — первый тоже выходил из-за угла.

И в этот же момент сверху с крыши кто-то прыгнул. Получив неожиданный и резкий тычок кулаком под лопатки, Ксана не удержалась и упала на колени, но тут же перекатилась на пятую точку и начала быстро шевелить ногами, отползая к стенке.

Три мужика в одинаковых серых хламидах, не спеша, подходили к ней с трех сторон, и их выражения лиц не предвещали ничего хорошего.

— Вы кто такие? — просипела Ксана, с трудом вставая на ноги. Голова странно кружилась, во рту явственно ощущался привкус крови.

— Смотрите, братья, эта стервь смеет не только ходить в штанах среди бела дня, но еще и заговаривает первой с мужчиной, да в таком тоне, — осклабился первый.

— Сам ты стервь! — у девушки в желудке вспыхнул комок злого жара. — На себя бы посмотрел, крокодилище!

— Еще и хамит, — укоризненно покачал головой второй.

— Нехорошо. Надо поучить девку уму-разуму, а то так дурой необразованной и помрет, — третий скривился и сплюнул на землю.

Нет, Ксана не боялась обнаглевших от собственной безнаказанности утырков. Она теперь драконица, хоть и не способная превратиться, зато в морду плюнуть может каждому! Но их глаза, лихорадочно блестящие и с расширенными зрачками, ей решительно не нравились. Что-то в этих вахлаках было неестественным, и до отвращения неприятным.

— Какая ж это девка? Девки платья носят, плывут, как лебедушки и молчат, пока их не спросят, — хмыкнул первый, делая еще один шаг.

Ксана неосознанно выставила вперед ладонь, пытаясь не подпустить его близко, и длинноносый ловко, будто клещами, схватил ее за запястье и рванул вниз, заставляя вскрикнуть от боли и согнуться.

— А это недоразумение носит штаны и кофту, как у мужчины, зыркает злобно, еще