Разлил, выпили.

— Сейчас отказывается на новую квартиру переезжать, — он прожевал орешек, одновременно оценивая реакцию Топилина. — Знал об этом, нет? Отказывается. Там, у себя живет, в коммуналке. Ну, ничего… Даже телефон сменила. Ничего, и с этим справимся… Правильно? Ну, взбрыкнула женщина. Мало ли. Пройдет. Пройдет, ничего. Я сейчас с сыном ее налаживаю. Врать не буду, получается не ахти. Но ничего. Как говорится, велика беда начало. Потихоньку, полегоньку.

О том, что настала глубокая ночь, напоминал рев двигателей, проносившихся иногда за стеной: любителей погонять по пустым улицам в Любореченске хватало. Свет падал из коридора в распахнутую дверь. Вода в бассейне ходила темными волнами, сонно помешивая пропахший хлоркой полумрак. Голый и отчаянно пьяный Топилин стоял на краю бассейна, любовался переливами — то на потолке и колоннах, то на воде — и представлял, как прыгнет с бортика, взметнет фонтаны брызг.

— Не могу свет включить, — сказал Антон, возвращаясь. — Прикинь, забыл, где выключатель.

Он запустил тапками в разные стороны и бросился рыбкой в воду. И взорвалась водяная гладь, и взметнулся фонтан, и тени закружились вихрем.

— Говнюк, — бросил Топилин в расползающееся пенистое пятно.

Антон вынырнул с пронзительным рыком, будто очередной ночной шумахер, заблудившись, протаранил стену бассейна.

— Холодная! — крикнул и, шумно отфыркиваясь, поплыл к ступенькам. — Срочно нужно топлива подбавить.

Поднявшись на бортик, принялся выуживать мобильник из кармана запутавшихся брюк. Операция давалась ему с трудом.

Передумав нырять, Топилин уселся на лавку.

— Я в фирму не вернусь, Антон. Это закрытая тема.

Антон никак не отреагировал.

Вызванный с проходной охранник, потасканный мужичок неопределенного возраста, перенес в бассейн выпивку и закуску, достал простыни и полотенца из кладовки, включил свет и вслед за Томой был отправлен домой.

Топилин, при охраннике стыдливо прикрывшийся локтем в позе роденовского мыслителя, внимательно наблюдал за тем, как Антон запросто, без малейшего замешательства, разбрасывает указания: это давай сюда, это туда поставь.

— Нам тут лишние уши не нужны, а? — подмигнул Антон Топилину, плюхаясь рядом на лавку. — Любопытные, спасу нет.

Они выпили и синхронно впали в задумчивость. Вытерли руки о разные края полотенца. Молча закурили.

— Охота тебе все портить, Санек? Я-то что… Батя на тебя обидится.

— И мне это по фигу. Представляешь? Сам не ожидал от себя. Хочу за это выпить, — потянулся он к бутылке.

Антон недоуменно повел плечами, но выпить налил обоим.

— Нырять будешь?

— Вода холодная?

— Не то слово.

— Буду.

Качнувшись, поднялся с лавки.

Вода оглушила и обожгла, горло и грудную клетку перехватило стальными обручами. Он не слышал уже, как следом за ним, улюлюкая, в воду бросился Антон.

Пока опускался отломившейся сосулькой ко дну, успел вспомнить о «Яблоневых зорях»: болтливый огонь в буржуйке, допотопный электрический обогреватель, ворохи теплых одежек, одеяла, спальный мешок.

Вынырнули, хватая ртом воздух, кусая воздух, как гусеницы твердый и гладкий плод.

— Оххренеееть!

— А я предупреждал!

Топилин добежал до стопки простыней, выхватил одну, завернулся. Антон дрожащими руками уже плескал по стаканам коричневатый «Бурбон».

После сауны, пунцовые и дымящиеся, завалились в скрипучие пластмассовые шезлонги, обнаруженные возле кладовки.

— Я всегда удивлялся, как ты умеешь все усложнять, Санек. С Анной так разнервничался. Чего, спрашивается? Сейчас бы жила спокойно в новой квартире… если бы ты тогда…

Топилин не отвечал — да и не слышал толком Антона.

«Второстепенность невозможно преодолеть на чужой территории, — подытожил Топилин. — Это пункт номер один. Нужна собственная территория. И с самого начала нужна была своя собственная территория. Второе… второе… А хрен его знает, второе. Будет и второе со временем, когда устроишься наконец… кхм… на просторе».

— Да кому от этого лучше, Саша? — внушал Антон, придвигаясь поближе. — Тебе, что ли? Давай начистоту. Вот как на духу. Тебе что, лучше остаться без бабла? Без фирмы? Но это глупо, Саша. Я бы сказал, преступно.

— Ты меня, что ли, посадишь? — пьяно рассмеялся Топилин.

— Саша, давай уже по-серьезному.

— Ни за что.

— А почему?

— По-серьезному нам с тобой, Антоха, нужно было разбираться лет… обалдеть, сколько лет тому назад, слушай. Сейчас кроме как по-смешному, я боюсь, уже не получится.

— Что ты опять буровишь, Санек? — теперь рассмеялся Антон, приобнял корешка за плечо, стиснул по-мужски. — Хватит, а?

Топилин спихнул его руку.

— Нет, ты точно там, на дачах, мозг подморозил.

Если бы Давид, вместо того чтобы завалить Голиафа…

— С Анной, кстати, давно виделся?

— А не пошел бы ты, Антоша…

— Ну, всё, всё! Не лезу.

Если бы Давид, вместо того чтобы завалить Голиафа, решил с ним побрататься — и зажил бы при непобедимом филистимлянине, восторгаясь его мощью и собственной сметливостью, история вышла бы обалдеть какая смешная. Потому что в финале какой-нибудь залетный ангел непременно поведал бы потучневшему корешу Голиафа альтернативный сюжет.

— Так про что я?

— Про бабло, про что.

— Да. Тебе лучше с нуля начать, да? Сейчас. Когда у тебя серьезные отношения. А у нее взрослый ребенок. А там, Бог даст, свои пойдут. А?

Все-таки правильно сделал, что пришел. Где-то в глубине, в самом темном закутке души, притаилось последнее сомнение. То самое, которое так красочно и подробно, ночь напролет пересказывает ему Антон. Нужно ли отматывать до нуля… не лучше ли воспользоваться ситуацией, если уж поворачивается подходящей стороной.

— Что бы ты тут ни плел, а я тебе нужен, Саня. Как в самом начале. Даже больше теперь. Согласись.

Сомнение испарилось, как плевок на раскаленной буржуйке. Только с нуля, Саша. Только заново.

— А мне, дорогой мой корешок… прямо тебе скажу… ты мне тоже очень нужен. Я тебе обещал как на духу, вот слушай. У Ани, конечно, капризы. Пройдут. Но пока они пройдут… И этот Владик ее. Упертый, — шезлонг под Антоном жалобно пискнул. — Нет, я не то чтобы наседаю. Не особо. Но она, Саня, сама неправа. Всё обговорено же было. А она берет и все рушит. И что мне тогда? Всем только лучше будет, Саш. Ты при деньгах, устраиваешь себе новую жизнь. На здоровье. И у меня все как надо, все по-божески. Даже если она от меня… лично, — он дважды ткнул себя куда-то в ребра, — ничего принять не захочет… Понимаешь, все равно же, если ты со мной останешься, это ж тоже не просто так. А? Это же тоже чего-то стоит. Правильно?