Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Топилин и не заметил, что тот все еще стоит рядом.
— Нет, я… знакомый, — замялся Топилин. — Никто, в общем. По делу.
Старичок резким движением завел руки за спину, будто пташка крылья сложила.
Большинство ударов ложились недалеко от потертого красного круга в центре щита. Те, что отправлялись в защитную сетку, Влад сопровождал колючим взглядом, поджимая, будто проглатывая, губы. Уже знакомое — запомнилось после встречи на даче.
Заметив в окне Топилина, подросток задержал на секунду взгляд и продолжил упражнение. С площадки уходить не собирался. Пришлось идти к нему.
— Привет.
Влад кивнул в ответ, не оборачиваясь, и всадил мяч точнехонько в центр мишени.
— Есть пять минут? Поговорить бы.
Отлетевший от щита мяч проскакал вдоль ворот, Влад подошел к нему, подцепил носком бутсы и резким рывком отправил в руки. Топилин невольно вспомнил кота, которого похожим финтом, но нежно и неторопливо, соседка Анны препроводила из подъезда в квартиру.
— Тренировка закончилась?
— Надо кой-чё отработать.
«Что, есть контакт?» — всматривался в него Топилин.
— А у вас праздники уже закончились?
— Да сколько можно.
Казалось, последний удар, точно в яблочко, должен был поднять ему настроение. И Топилин готов был принять за доказательство любую мелочь: спокойную линию рта или расслабленную походку, которой Влад подходил, зажав под мышкой мяч.
— Посмотрел фотографии?
Ответил не сразу. Какое-то время рассматривал Топилина с таким видом, будто решает: промолчать или все же ответить.
— Посмотрел.
— Классно, правда? — спросил Топилин и тут же выругал себя за обветшалое это «классно». — Портреты, и пейзажи тоже.
Влад пожал плечом. Что, скорей всего, означало: не буду с тобой обсуждать. Шут его знает, какое у него там настроение. Может, самое что ни на есть. Но с Топилиным он держался более замкнуто и неприветливо, чем на даче. Тогда показалось, в его глазах мелькнул интерес… Показалось.
— Насчет выставки не решил? — Топилин попробовал зайти с козыря.
— Нет.
На дальнейшие пояснения рассчитывать не приходилось. Выспрашивать Топилин не стал. Кроме того что подростка приходилось переводить, как с малознакомого языка, — делать это следовало быстро, налету, не мельтешить и не канителить. Иначе, подозревал Топилин, Влад развернется и уйдет.
— Мое предложение в силе. Когда захочешь. Я, кстати, с дачи съезжаю.
Влад переложил мяч в другую руку.
Топилин начинал понимать, что раздражает его в замкнутом подростке — пожалуй, не сама эта замкнутость, а то, что Влад, очевидно, не испытывает от нее ни малейшего дискомфорта. И ему искренне безразличен дискомфорт Топилина. Это никакой не Влад Митрохин, это инопланетянин из упавшей тарелки: готов до поры до времени потерпеть докучливое любопытство землян — пока свои не подтянулись, а там уж не обессудьте.
Взять бы за грудки, вытрясти хоть несколько откровенных слов.
— Я только что к вам на новую квартиру заезжал. Хотел с мамой твоей поговорить. Не застал ее. На мобильник не ответила.
Влад постучал мячом оземь по-баскетбольному, вернул под мышку.
Снова рассматривал. И никакого вопроса в глазах. Мол, все с тобой ясно, только время на тебя терять… «Эй! Что там тебе ясно? Когда успел?»
— Мы там не живем, — сказал Влад и метнул мяч в сторону углового флажка, возле которого уже собиралась на тренировку следующая группа.
— Не живете? Вы не живете там?
— Нет.
— Почему?
Они двинулись ко входу в общежитие: на поле началась разминка.
Не доходя до двери, Влад остановился: внутрь Топилину нельзя, и снаружи время его истекает.
— Мать от его квартиры отказалась. Сказала, ошиблась, когда соглашалась.
— Отказалась?
— Хватит переспрашивать… Даже перед ним извинилась, — он угрюмо отвернулся. — При мне было. Она попросила, чтобы я приехал. Ну, я приехал, поприсутствовал.
Влад одернул олимпийку.
Теперь договорит.
— Он пригрузил, твой Антон.
А вот и первые эмоции. Повылазили, как шило из мешка.
— Конкретно пригрузил. Ты в курсе?
— Я с прошлого года у вас на даче сижу, ты в курсе?
— От матери не отстает. Гонит, не могу вас оставить. Типа, не по-божески. А он по-божески хочет. Типа, совесть мучает. Из-за отца. Гонит, буду вам помогать во всем. Деньгами и по-всякому. Мне помогать по жизни. Кричит, ему это надо самому позарез.
— Ясно, — сказал Топилин. — Влад, сейчас главное, чтобы мы с твоей мамой… чтобы у нас с твоей мамой сейчас…
— Думает, всё купил, — продолжил Влад.
Вряд ли он допускал, что «главное» может быть как-то связано с Топилиным.
— Если бы матери не касалось, попросил бы пацанов, встретили бы его в тихом месте… И мать, конечно, виновата. Что согласилась его хату принять.
«Расслабься, — сказал его взгляд. — С тебя спрос невелик».
— Короче. Мать ему русским языком сказала: ошиблась, не хочу ничего, отстань. А он грузит… За меня теперь взялся, — Влад загнул довольно увесисто. — Тоже… приезжает сюда. Интересуется, как я поживаю.
Влад двинулся к двери, Топилин остановил его испуганным жестом.
Чуть не забыл про травмат.
— Влад, нам еще кое о чем поговорить нужно.
Молчит, но не возвращается — говори, дескать, но недолго.
— Я насчет пистолета.
— Какого, на хрен, пистолета?
Бровь нетерпеливо приподнята. Точно — его дружки сперли.
— Насчет «Стримера». У меня из машины травмат пропал. После твоего визита и… твоих друзей.
— Серьезно?
— Влад, это опасная штука. С ней можно в беду попасть.
— Серьезно?
— Влад… просто верните, и забудем об этом. Всем же лучше будет.
— Слышь, а чё ты мне это тут вешаешь? Я с тобой наверху сидел.
Был контакт — и не стало.
— Влад, я и не говорю, что это ты, но…
— Слышь, ну иди в мусарню, заявление пиши. Я-то тут при чем?
Развернулся и пошел, не оборачиваясь.
— Влад, давай нормально поговорим. Посидим где-нибудь, потолкуем.
— Некогда.
Антон взглядом отослал Томочку в приемную.
На ней длинная черная юбка ниже колен, без разреза. Кажется, волосы перекрасила — или прическу сменила?