мою жизнь, и бесследно исчезает на улицах Чикаго. Если это не знак, то я не знаю, что еще.

Парень напротив меня слегка склонил голову набок, в его глазах теплилось любопытство с чем-то еще, чем-то, чего я не понимал.

— Какой знак? Что собака всё-таки была, а я просто ее не заметил?

Я резко остановился, уставившись на него. Весь наш разговор, как и ситуация, был на редкость идиотским. Я совершенно точно не понимал, что происходит. Внезапно вспомнилась наша встреча с Юпитером. А не об этом ли мне говорил приятель? Но если об этом, то почему он не рассказал прямо? И откуда он вообще знал про Моргана?

Я тряхнул головой. Вопросов было явно больше, чем ответов. И теперь я уже не мог это игнорировать.

— Собирайся, поехали, — бросил я, направившись в комнату.

— Куда? — донесся до меня голос друга.

Я вздохнул.

— В Чикаго. Мы снова едем в Чикаго.

Казалось, мой голос отразился от стен обреченным эхом. Этот город, город моего детства, никак не хотел оставить меня, словно я не мог от него сбежать.

Через полчаса мы снова сидели в автобусе, как и год назад, несшим нас обратно домой.

***

— Зачем мы вообще сюда пришли? — протянул Ричи.

Мы стояли напротив дверей моего бывшего офиса, глядя на корявую табличку с надписью: «Закрыто». На стенах были видны плохо смытые следы краски. Видимо недовольные люди устроили здесь маленький бунт, пока шло следствие. Я вспомнил многочисленные телепередачи, кучу криков и возмущений пострадавших от коррупционной деятельности юристов и хмыкнул.

— Наверное, надеялся, что здесь кто-то остался, — неуверенно ответил я.

Я и сам толком не знал, почему пошел именно сюда. Как бы по-идиотски это не звучало, но в этом городе у меня были только родители и коллеги. Вздохнув, я набрал номер Эмили.

— Черт…

— Не отвечает? — поинтересовался Ричи, и я кивнул:

— Вне зоны действия.

Я медленно побрел по улице, прокручивая контакты в записной книжке. Хотя и так прекрасно знал, что никого не найду, у меня не было других телефонов, принадлежавших хоть кому-то в этом городе. На номере с именем «Аманда» мое сердце дрогнуло, и я убрал телефон в карман.

— Скажи мне, Ал, зачем мы сюда приехали? Узнать, была ли у тебя собака? — через минут 15 спросил друг.

Его взгляд задумчиво блуждал по зданиям и проезжающим мимо машинам. На удивление народа на улице было совсем мало, что было странно для Чикаго.

— Я не знаю. Просто слишком много странных вещей произошло за короткое время. У меня такое чувство, что я чего-то не доглядел. Чего-то важное упустил здесь, что мне обязательно нужно узнать, — я снова вздохнул, чувствуя взгляд Ричарда.

Он снова замолчал на несколько минут. Ему самому словно что-то не давало покоя, хотя я мог и ошибаться. Мне просто хотелось уехать отсюда как можно скорее.

Не особо задумываясь, куда иду, я автоматически шел знакомыми до боли дорогами и поворотами, заученными мной где-то глубоко на подкорке сознания. Ричи молча следовал за мной.

— А говорил, что больше не хочешь выяснять, где чья правда, — внезапно сказал он.

Я остановился, обернувшись к нему.

— Так и есть. Я устал собирать пазлы собственной жизни. Я бы сильнее всего на свете хотел просто работать, возвращаться домой, готовить ужин и смотреть кино. И забыть обо всем этом дерьме, как о страшном сне. Но мое прошлое категорически меня не отпускает, запутывает еще больше, — я тряхнул головой. — И видимо не отпустит, пока я не разберусь со всем этим. И мне придется разобраться, чтобы наконец спокойно жить.

— Ну тогда разберись уже наконец, — ответил друг и кивнул мне за спину.

Я обернулся, почувствовав, как перехватило дыхание. Мы стояли на пепелище моего дома. Вся моя прошлая жизнь щерилась на меня сквозь почерневшие провалы окон, выбитая дверь пульсировала мраком изнутри. И этот мрак звал меня внутрь, мрак, который породил я сам, однажды просто нажав на кнопку.

Я чувствовал, как вдоль позвоночника скользнула ледяная змейка, на висках выступил пот.

Я думал, что почувствую горечь, вину, тоску. Но почему-то я чувствовал только страх, он сковывал меня, оголял перед глазами картину полыхающего огня, пожирающего всё на своем пути, не оставляющего права на отступление, и этот огонь был создан моими руками.

— И где сейчас твои родители?

Я вздрогнул всем телом и обернулся. Голос Ричи выдернул меня из этой поглощающей пучины жути, в которую я падал. Судорожно вздохнув, я пожал плечами.

— Ты чего? — удивленно спросил друг.

Я отвернулся.

— Я понятия не имею, где они. Я не пытался связаться с ними, да и мне, честно говоря, было глубоко плевать, — слегка севшим голосом протянул я, снова покосившись на дом.

Обычный сгоревший дом, ничего примечательного в нем не было. Почему интересно здесь все оставили вот так?

— Тогда надо их найти.

— Где? Где мы будем их искать в Чикаго? Может быть они вообще уехали из этого города. Можно было бы заглянуть к ним на работу, но они скорее всего уволились после того, что я устроил. Честь и достоинство же превыше всего. Да и вообще…

На мое плечо мягко опустилась ладонь Ричарда, сжав его.

— Алекс. Успокойся, ладно. Твои родители — известные юристы. Наверняка о них писали все газеты после этого пожара, — спокойно протянул он.

Я не ответил, понимая, что он прав. С удивлением я поймал себя на мысли, что где-то в моей груди поселилась паника.

Ричи потянул меня прочь от этого проклятого места, взяв за руку.

— Мы можем посмотреть архивы газет. Можно поискать информацию в интернете в конце концов. Мы найдем их. Только давай для начала уйдем отсюда, — успокаивающе проговорил он.

И я пошел за ним, с легкостью поддаваясь на уговоры и его спокойный тон. Я готов был идти куда угодно, только бы подальше отсюда, только бы с ним.

И думал я в этот момент не о родителях, не о пожаре, изменившем всю мою судьбу. Я думал о том, почему Ричи не сделал этого раньше, намного раньше — не взял меня за руку и не увел прочь из этого дома.

Глава 24

Запах пыли, типографской краски, газет и журналов, картонных карточек и фанерных ящичков каталога окутывал меня с головы до ног. Такой привычный и родной запах библиотеки, в который примешивались запахи буфета — кофе и булочки. Я старался пропитать ими всю полость своих легких, снова почувствовать то умиротворение, которое дарили мне надежные книжные стеллажи. Половину