Дуфф покачал головой:

– Им приказано арестовать нас и доставить к Макбету. Но вместе мы можем победить Макбета.

– И отомстить за твою семью.

– Да, сначала я так и думал.

– Но?

– Кроме мести есть и еще кое-что.

– Должность комиссара полиции?

– Нет.

– Тогда что же?

Дуфф кивнул на открытое окно:

– Капитоль – прекрасный город, верно? Он не может не нравиться. В него даже возможно влюбиться. Он похож на румяную красотку-блондинку. Но полюбить ее у нас с тобой не получится, никогда в жизни. Потому что мы с тобой отдали сердца одному жуткому грязному городу там, на западном побережье. Я отрекся от этой любви, думал, она ничего для меня не значит, думал, что пожертвовал семьей и карьерой ради города, который лишает нас рассудка, превращает нас в продажных тварей и сокращает нашу жизнь. Я считал такую любовь несправедливой и подлой. Но так уж оно сложилось. Мы слишком поздно понимаем, кого на самом деле любим.

– Значит, ты готов пожертвовать собой ради этого города?

– Это несложно, – улыбнулся Дуфф. – Я уже потерял все, поэтому у меня осталась только жизнь. А у тебя, Малькольм?

– У меня есть дочь, и я не хочу жертвовать ею.

– Но ее мы спасем, только если одолеем Макбета. Ты единственный способен продолжать дело Дункана. И если ты станешь комиссаром, то можешь рассчитывать на мою помощь.

Малькольм пристально посмотрел на Дуффа:

– Я?

– Да.

Малькольм расхохотался.

– Спасибо за моральную поддержку, Дуфф, но позволь мне прояснить пару моментов.

– Да?

– Во-первых, ты мне никогда не нравился.

– Это неудивительно, – сказал Дуфф. – Меня никогда не интересовал никто, кроме меня самого. Не стану утверждать, будто я изменился, однако события последних дней заставили меня иначе посмотреть на мир. Мудрецом меня по-прежнему не назовешь, но, надеюсь, я хоть немного поумнел.

– Судя по твоим словам, так оно и есть, но не исключено, что ты просто говоришь то, что я ожидаю услышать. Впрочем, скажу тебе кое-что удивительное: возможно, ты чуть-чуть изменился, вот только мир остался прежним.

– Ты о чем?

– Ты считаешь меня достаточно порядочным, и это радует. Но, чтобы стать частью моей команды, ты должен доказать, что у тебя нет ангельских крыльев, которые мешают тебе опуститься на землю. Ты ведь понимаешь, что на таком месте не удержишься, если не научишься закрывать глаза на некоторые вещи? Так что, надеюсь, ты готов принимать систему, придуманную и отлаженную до тебя? Готов к тому, что кого-то мы арестуем, а кого-то придется отпустить? И к тому, что кто-то будет по-прежнему получать коричневые конверты. Зарплата у полицейских невелика, а если у них отнять еще и все преимущества, глупо ожидать от них прежнего рвения. К тому же лучше выиграть несколько маленьких битв, чем постоянно проигрывать большие. Согласен?

Дуфф пристально вглядывался в этого бородатого мужчину перед ним, словно желая убедиться, что перед ним действительно Малькольм.

– Хочешь сказать, что Гекату мы не тронем, но зато возьмем всех его более мелких конкурентов?

– Дорогой мой Дуфф, я реалист. Кому нужен комиссар полиции, который не знаком с принципами выживания в этом мире? Мы, Дуфф, очистим этот город, и получится это у нас намного лучше, чем у наших предшественников, но бесплатно работать мы не станем.

– Хочешь сказать, что согласен брать взятки?

– Я, как и ты, хочу принести людям добро. Однако Рим построили не за один день. Ты воин, Дуфф, но со своими воевать не стоит. Попробуй ослабить поводья, и жить станет легче. Согласен?

– Ты согласен брать взятки у Гекаты и не станешь бороться против него?

– Дуфф, Гекату нам все равно не победить. Время еще не пришло. Однако сейчас мы могли бы неплохо подоить его, а деньги эти пустить на борьбу с другими видами преступности – их в городе хватает.

Дуфф лишь сейчас почувствовал бесконечную усталость. И странное облегчение. Борьба закончилась, теперь можно сдаться и отдохнуть. Вместе с Мередит. Он покачал головой:

– Нет, Малькольм, на это я пойти не могу. Ты всегда казался мне другим, но сейчас я потерял последнюю надежду.

– Хочешь сказать, что знаешь кого-то лучше меня? Может, считаешь, что ты и сам лучше?

– Я – нет, но даже среди моряков встречаются те, кто лучше и тебя, и меня. Я ухожу, так что решай быстрее, позволишь ли мне покинуть эту комнату или пристрелишь.

– Ты теперь знаешь, где я прячусь, поэтому я не могу тебя отпустить. Если только ты поклянешься меня не выдавать.

– Один беглый преступник дает клятву другому? Такая клятва недорого стоит, Малькольм, но я даже клясться не стану. И сделай милость – стреляй в голову, меня семья ждет.

Дуфф поднялся. Малькольм тоже встал и, положив обе руки Дуффу на плечи, усадил того обратно на стул.

– Ты задал мне несколько вопросов, Дуфф. А по вопросам понять можно намного больше, чем по ответам. Я врал тебе, а твои вопросы были верными. До настоящего момента я был не уверен в искренности твоего праведного гнева, но сейчас ты согласился пожертвовать жизнью ради города и отверг всякую возможность подкупить тебя.

Дуфф моргнул. Тело налилось тяжестью.

– В этой комнате нас трое, – продолжал Малькольм, – и каждый из нас готов пожертвовать всем, что у него имеется, ради дела, начатого Дунканом. – Малькольм водрузил на нос очки. – Возможно, мы не лучше других и готовы на это лишь потому, что многое потеряли и пожертвовать всем остальным нам ничего не стоит. Однако мы, по крайней мере, не упиваемся собственным моральным превосходством – мы хотим бороться за правое дело, пусть даже наше желание продиктовано не только стремлением к справедливости, но и… – Малькольм пожал плечами, – жаждой мести, стыдом отступника, нравственным порывом и страхом попасть в ад. Самое главное сейчас – это желание. Простых путей к справедливости у нас нет, поэтому придется пройти самым сложным.

– Ты сказал – нас трое, – проговорил Дуфф.

– Ты, я и…

– И Флинс, – закончил за него Дуфф. – Как же тебе это удалось, а, парень?

– Отец столкнул меня с моста, – послышалось у него из-за спины, – он научил меня тому, чему так и не смог научить Макбета, – плавать.

Малькольм вздохнул, но улыбнулся, и Дуфф, к собственному удивлению, заметил, что тоже улыбается. И что из горла рвется всхлип, но причиной тому не слезы, а смех. Следом за ним засмеялся Малькольм, а потом и Флинс. Смех войны.

– Э-э?

Они повернулись и, увидев замершего в дверях старого Алфи с газетой в руках, засмеялись еще громче.

Стоя возле окна, Ленокс вертел в руках гранату. Эх, Ангус, Ангус. Ленокс еще никому не рассказывал о встрече на фабрике «Эстекс». Почему – он и сам не знал. Знал лишь, что за весь день ничего не сделал. Как и вчера. И позавчера. Каждый раз, садясь читать отчет, он никак не мог сосредоточиться. Буквы расползались в стороны, складываясь в совершенно иные слова. «Указание» превращалось в «наказание», а «допрос» – в «донос». Он снимал телефонную трубку, но она оказывалась такой тяжелой, что Ленокс возвращал ее на место. Он развернул газету. Там писали, что старый добрый Циммерман тоже выдвинул свою кандидатуру на пост бургомистра. Хотя Циммерман и пользовался всеобщим уважением, он не обладал ни убедительностью, ни обаянием и для Тортелла никакой опасности не представлял. Ленокс начал было читать статью о росте наркооборота. В ней говорилось, что, если верить ООН, торговля наркотиками стала второй крупнейшей отраслью торговли после продажи оружия, но дальше Ленокс не дочитал. Он понял, что просто смотрит на слова, не вдумываясь в их смысл.