— Ты, брат, того… Не надо… Я ведь только из-за прыщей… А ей, брат, это не впервой… У меня на баб глаз наметанный.

Вирский проснулся. Подушка была мокрой, в слезах.

— Ненавижу конспирологию! — с отвращением глядя на себя в зеркало, воскликнул Востриков.

Недошивин неслышно подошел сзади.

— Не понимаю, Борис Израилевич, — спросил он, — почему Троцкий?

— Да как-то вышло само собой, — отвечал Недошивину гример московского театра, приглашенный гримировать Вострикова для поездки в Таиланд. — У нас сейчас спектакль идет про Ленина, в духе новых политических веяний. Ну и Троцкий. Положительный вроде бы теперь персонаж. И актер его играет новый, молодой и, по-моему, скверный. Но грим как-то особенно мне удался. Все это отметили. Я переделаю, конечно.

Борис Израилевич, тучный еврей, с лысой, как биллиардный шар, головой, с сожалением окинул взглядом свою работу:

— А жаль! Вылитый Лев Давыдович! Вот вам бы, голубчик, в нашем театре Троцкого-то играть!

— Вы издеваетесь? — жалобно воскликнул Востриков. — В таком виде меня не то что за границу не пустят, но первый же милиционер на улице…

— Переделаем! — вздохнул гример.

— Не надо, — резко возразил Недошивин. — Что-то в этом есть. С одной стороны, привлекает внимание, а с другой — отвлекает. Я всегда считал, что лучший способ отвлечь внимание — это привлечь его яркой бессмыслицей. А не потечет грим?

Гример бросил на него обиженный взгляд.

— Платон Платонович, вы оскорбили меня на всю оставшуюся жизнь! Будем надеяться, что жить мне осталось недолго. Чтобы у Гроссмана потек грим! Скорее потечет крыша у Дворца съездов!

— Но это же Таиланд! Там под пятьдесят градусов жары бывает.

— У Гроссмана грим не течет ни в тени, ни на солнце, молодой человек! Вы знаете, что такое софиты? Вы не знаете, что такое софиты! Это пятьдесят градусов в помещении. А теперь спросите меня, потек ли хоть раз у Гроссмана под софитами грим? Спросите, я отвечу.

— Не буду! — засмеялся Недошивин. — Спасибо, Борис Израилевич! Живите долго, без обиды на меня.

Когда гример попрощался и ушел, Недошивин еще раз придирчиво оглядел Вострикова.

— Халтура!

— Хорошо, что этого не слышит Борис Израилевич, — откликнулся Востриков и с надеждой спросил: — Переделаем?

— Грим превосходный. Халтура — вы сами. Ну какой из вас секретный агент! Не понимаю, зачем я согласился на эту авантюру? Вирский раскусит вас моментально. Меняем план! Никакого предварительного знакомства, никаких отвлекающих разговорчиков. Заходите в бунгало, ошарашиваете Вирского своим идиотским, извините, видом и усыпляете с помощью пистолета со снотворной капсулой. Запомните: стрелять нужно в ногу или в плечо, а не в лоб.

Востриков обиделся не меньше ушедшего гримера.

— Так вот зачем вы три часа изгалялись над моей внешностью!

— Что делать, Аркадий Петрович? Послать в Таиланд штатного агента я не могу — может дойти до Рябова. Но у вас нет ни малейших навыков в конспирации. И даже таланта к этому, простите, нет. Помните семьдесят седьмой год? Гоголевский бульвар. Мы говорили с Максимом Максимычем. На скамейке рядом тихо восседал бомж с газетой в руках. Такой натуральный бомж… для театра юного зрителя.

Востриков окончательно надулся.

— Что ж вы разговаривали при мне? Значит, сразу не раскусили?

Недошивин засмеялся.

— Как было не раскусить, когда от вас за несколько метров несло не мочой, а одеколоном «Шипр»! Не говоря уж о том, что к юбилею революции всех московских бомжей вывезли за сто первый километр.

— Тогда я ничего не понимаю. — Востриков сердито пожал плечами.

— Просто мне нужен был лишний свидетель того разговора, на случай если кто-то решит устранить и Соколова, и меня. К тому же я навел справки и узнал, что помощник Дмитрия Палисадова, находящийся с ним в серьезных контрах, взял отпуск и отбыл в Москву. С тех пор я изредка следил за вашим так называемым частным расследованием. Впрочем, почему так называемым? Вы, Аркадий Петрович, мне очень помогли!

— Так это вы выкрали у меня старую папку с уголовным делом, которая не дошла до генерала?

— Простите, был вынужден. Не мог же я оставить у вас документ, который бы стоил вам жизни.

Востриков нахохлился.

— Следовательно, вы знали, что Лизу убил не Воробьев?

— Так же хорошо, как и то, что это сделал не я.

— Но тогда зачем убедили Максима Максимыча в том, что убийца вы?

— И поступил правильно. А потом уже не имело смысла разубеждать его. Зачем? Чтобы бедный капитан опять встал на тропу войны? И — с кем? С Вирским?

— Следовательно, вы знали, что убийцей Лизы является…

— Рыжий. Собутыльник Геннадия Воробьева, который ночевал в шалаше рядом с местом преступления.

— Ну что ж! — Востриков уже воспрял духом. — Давайте сверим наши общие размышления.

— Нечего тут размышлять… — отмахнулся Недошивин. — Просто вы не знали тогда, кто такой Вирский. У него исключительный дар гипноза. Он ввел Рыжего в транс, когда тот еще спал, а когда появилась Лиза, разбудил особым сигналом.

— Но Рыжий был законченным алкоголиком, тщедушным, с трясущимися руками. Как он мог так быстро задушить девушку?

— В гипнотическом состоянии люди способны показывать чудеса физической силы. А для увеличения роста Рыжий воспользовался пнем. Когда Лиза была мертва, Вирский вывел Рыжего из гипноза. Бедняга в состоянии шока сорвал со своей жертвы кулон, оборвав шнурок и порезав жертве шею, и, ничего не помня, бросился бежать. Однако успел увидеть в кустах Вирского и принял его за черта. Это показание Палисадов из дела убрал.

— Как и тот факт, — добавил Востриков, — что в кошельке девушки оставались сто пятьдесят рублей. Было бы сложно объяснить судье — а прежде всего самому Рыжему — почему он взял не деньги, а кулон. Как вы думаете, Палисадов всё понял?

— Несомненно, — отвечал Недошивин. — Жаль, что Гнеушев не успел угостить его отравленным «бордо».

— Гнеушева послали вы? А сами ждали Лизу в Москве?

— У меня были готовы документы для отправки ее с Иваном за границу. И если бы не проклятый Вирский, все сложилось бы иначе.

— Почему же он до сих пор цел?

— Хороший вопрос… Я часто его себе задаю. И, как ни странно, не нахожу исчерпывающего ответа. Знаете, как говорится, береженого Бог бережет. Вирского тоже кто-то бережет.

— Но каким образом он сумел практически обескровить мертвое тело? Без надрезов и даже без помощи шприца?

— Тоже хороший вопрос. Но на выяснение его у нас нет времени. И не прикидывайтесь простачком, Востриков! Я знаю, вы все это время почитывали специальную литературу. И даже ухитрились разыскать в московской библиотеке книги, в формулярах которых расписывался господин Вирский. Конспиратор вы никудышный, но сыщик превосходный!