Полгода назад, когда казалось, что бурно растущему бизнесу уже ничего не может угрожать, и будущее выглядело абсолютно безоблачным, Паша наконец оформил все документы и нанял строительную компанию для ремонта, перепланировки и внутренней отделки помещений.

– Открытие «Чепеля» станет лучшим ответом тем, кто решил убрать меня с рынка. Артем спит еще?

– Да. Говорил, сегодня опять на лекции пойдет. Вторую неделю в институт каждый день ходит, а раньше месяцами там не появлялся. Знаешь, мне кажется, он как-то резко изменился, ночевать стал дома, приходит рано…

– Тебя это не устраивает?

– Да нет, – неуверенно ответила Света. – Но такие перемены просто так не случаются. Хотелось бы все-таки знать, что у него произошло. Я сначала думала, может, они с Денисом поссорились, но нет, позавчера, ты помнишь, вместе заявились.

– Ну, мать, тебе не угодишь, – вновь рассмеялся Паша. – Шляется по несколько суток непонятно где и непонятно с кем – плохо. В институт ходит, дома ночует – опять плохо. Ладно, пора собираться. – Он встал из-за стола, подойдя к жене, положил руки ей на плечи. – Не боись, Свет, прорвемся. А Темка… Наверно, и ему время пришло за ум браться, он ведь у нас с тобой совсем не глупый. Вот, разгребусь с проблемами – поговорю с ним, может, наконец начнет и к моим делам потихоньку подключаться. Все, я в контору, буду поздно.

На самом деле Павел не испытывал той уверенности и благодушия, какие пытался демонстрировать Светлане. Поездка в областное правительство, которую он предпринял сразу же после общения с представителем «Монеточки», оказалась до обидного бесполезной. Паша знал примеры, когда местные бизнесмены, оказавшись под угрозой поглощения федеральными игроками, обращались за помощью к местным властям, и те ради улучшения отчетности, за «благодарность» или просто из желания наступить на хвост пронырливым москвичам действительно оказывали такую помощь в виде субсидирования кредитов, предоставления льгот, а то и организации встречного давления на пришлые компании. Пашин рассказ был внимательно и сочувственно выслушан одним из заместителей министра экономики, после чего прозвучал весьма «содержательный» совет: «Более полно использовать конкурентные преимущества местного игрока, которые заключаются в безупречной репутации магазинов “СвеАрт” в глазах покупателей – жителей нашей области». Встреча продлилась не более десяти минут.

Павел старался как можно меньше посвящать Светлану не только в проблемы бизнеса, он и не стал делиться с ней своими опасениями по поводу Артема. В тот вечер, когда по телевизору прошел репортаж о просроченных продуктах, он, чувствуя потребность все спокойно обдумать и понимая, что быстро заснуть все равно не удастся, отправил жену спать и пошел в свой кабинет. Через пару часов бесплодных раздумий, уже глубокой ночью, он все еще сидел за столом, машинально раскладывая компьютерный пасьянс, когда услышал, что кто-то открывает входную дверь.

Артем, стараясь не шуметь, пробрался на кухню и, распахнув дверцу холодильника, жадно поглощал остатки ужина. Увидев отца, он смутился, словно застигнутый на месте преступления, стал торопливо объяснять, что с утра не ел, что они с Денисом только что вернулись из командировки, что сейчас он только маленько перекусит и пойдет спать. Все это настолько разительно отличалось от обычного поведения сына, давно ничего не объясняющего и тем более никогда ни в чем не оправдывающегося, что первые пару минут Павел наблюдал за ним с молчаливым удивлением, не поддерживая разговор и не пытаясь задавать вопросы. Артем был один, без Дениса, он был трезвым и вел себя подобно пробравшемуся в дом квартирному вору. Артем был напуган, и, поняв это, Павел испытал приступ необъяснимой пока тревоги. Задав самый уместный в такой ситуации вопрос «Как съездили?» и услышав в ответ преувеличенно бодрое «Да чего, ништяк прокатились, Нижний посмотрели и вообще…», он, знающий своего сына как облупленного, сразу понял, что прокатились они совсем не ништяк. Дальнейшие расспросы ни к чему не привели – Артем твердил, что командировка получилась легкая, можно сказать, срубили денег на халяву, не уточняя, впрочем, сколько и за какую работу, и вообще хватит носиться с ним, как с маленьким, если какие проблемы и возникнут, он сам в состоянии с ними разобраться.

Вот после той таинственной командировки с Артемом и произошли перемены, так поразившие Светлану: он вдруг превратился в почти домашнего мальчика – стал ходить на лекции в институте, не слал матери сообщений типа «сегодня не ночую, у друзей завис», приходил домой не поздно и почти трезвый. Павел не мог избавиться от мысли, что сын, столкнувшись с чем-то, что его напугало, теперь старательно затаился, войдя в образ прилежного студента. Эта пугливая настороженность сына внушала Павлу серьезную тревогу, но Артем по-прежнему не шел на контакт и на все расспросы отца отвечал примерно то же, что сам Павел позже заявил Светлане: «Ну, батя, ну е-мое, ну теперь-то чего не так? Сто раз говорил уже: мы с Дэном решили хвосты в институте маленько подтянуть. Или лучше опять бухать начать?»

Павел не стал рассказывать жене о ночном разговоре с сыном, рассудив, что ей и без того хватает забот. Крутясь на работе с раннего утра до позднего вечера, возвращаясь домой вымотанным до предела, Павел каждый раз думал о том, что с Темой надо наконец поговорить серьезно, что пора приобщать его к делу, заставить перенимать хоть какой-то опыт, постепенно вникая в дела отца, и каждый раз, подходя к дому и видя светящиеся окна комнаты сына, он чувствовал, что сегодня не готов к беседе – слишком большую психологическую усталость принес уходящий день. В конце концов он решил, что будет намного лучше готов к общению с сыном, когда сможет разобраться со своими проблемами в бизнесе, и отложил разговор на потом.

Павел несколько раз звонил брату, чтобы узнать, как проходит лечение, как настроение, не нужно ли что-то привезти, но Роман в телефонных разговорах был немногословен, отделывался дежурными ответами: «Все нормально, терпимо, жить можно», однако тон этих ответов настораживал – голос звучал подавленно и наводил на мысль о глубокой депрессии. Зато весьма многословна оказалась позвонившая как-то вечером Елена. Не поздоровавшись, без всяких предисловий и подготовки она выдала визгливый истеричный монолог, смысл которого сводился к тому, что он, Павел, засадил своего брата в какую-то зону, прикрывающуюся медицинской вывеской, что Рому там мучают, что ему плохо, что нет больше сил терпеть садистские процедуры и жить по чудовищному лагерному режиму и что если он оттуда сбежит, то будет абсолютно прав, и вообще еще не понятно, с какой целью Паша выбрал именно это заведение, не спросив ее, законную жену, но если он планировал избавиться от брата, чтобы