Тихие спорящие голоса доносятся до меня с порывами ветра. Но говорящие находятся так далеко, что даже с благодатью золотого шакала мне не удается ничего разобрать. Что, если среди них Аилесса?

Я хватаю Каза за руку.

– Солдаты должны остаться здесь.

Он осматривает землю вокруг. Потому что не слышит то, что слышу я.

– Мы добрались до входа?

Я быстро сверяюсь с картой. Вход на мост душ находится на поляне, а мы все еще в чаще леса. Но уже где-то неподалеку от него.

– Он чуть подальше. В полукилометре отсюда, если на карте указан верный масштаб. А пещера прямо под входом.

Но я не упоминаю о длинной лестнице, соединяющей их.

– Тогда солдаты отправятся с нами, пока мы не доберемся до него, – упрямится Каз.

– Нет. – Я вздергиваю подбородок. – Солдаты остаются здесь.

Он беспокойно переминается с ноги на ногу.

Ветерок треплет мое платье, пока мы сверлим друг друга взглядами. Но я не собираюсь отступать.

– Хорошо. – Он вздыхает и подзывает к нам Бриана. А затем смотрит на небо, едва виднеющееся между кронами деревьев, и кладет руку на плечо своего спутника. – Видишь вон ту самую высокую сосну? – Он указывает на дерево пальцем. – Если мы с Сабиной не вернемся до того, как луна коснется ее вершины, отправляйся вместе с отрядом по нашему следу.

Вот только луна почти касается высокой сосны. Я перевожу нахмуренный взгляд на Каза.

– Этого времени не хватит, чтобы… – Аилесса убила тебя, – спасти Аилессу.

– Нет, этого времени предостаточно, если она находится так близко, как ты говоришь. О большем меня не проси. Я не стану так рисковать.

Я на мгновение закрываю глаза, все больше и больше раздражаясь из-за этого плана. Но и упускать такую возможность не хочу. Ведь наконец-то я могу помочь Аилессе.

– Ладно. Следуй за мной.

Мы с Казом оставляем солдат и бежим через лес. Он держится немного позади меня, хотя и несет фонарь. Но это не имеет значения. Кость благодати козодоя помогает мне ориентироваться в темноте.

Темнота становится не такой густой, когда деревья начинают редеть, а затем мы оказываемся на залитой лунным светом поляне. Запах сгоревшей серы достигает моего носа еще до того, как я замечаю клубы дыма, поднимающегося над землей.

Каз хмурит брови.

– Вот где взорвали черный порох.

– Что взорвалось?

Я не вижу, что находится посреди поляны – это место скрывает трава, – но именно там виднеются оранжевые угольки.

Каз качает головой.

– Именно это нам и предстоит выяснить.

Я беру его за руку, и мы бежим по поляне, пока он не тянет меня.

– Смотри. – Каз указывает на проржавевшую крышку люка. И через нее виднеются ступени, уходящие вниз. – Должно быть, это вход.

Мой пульс подскакивает.

– Давай поторопимся.

– Стой, Сабина. – он сжимает мою руку. – Это может оказаться ловушкой.

Так и есть. У меня сдавливает горло. Ловушкой для тебя, Каз. Я быстро отворачиваюсь. Он не заслуживает смерти.

Мой взгляд падает на полосу оранжевого света, пересекающую луг. То, что издалека показалось горящими угольками, на самом деле – мерцающий огонь… факелов? И он исходит от зазубренного разлома в земле.

Я отпускаю руку Каза и подхожу ближе. Разлом очень глубокий. И мне приходится подойти к самому краю, чтобы понять, что происходит внизу. Именно там должен быть мост.

– Нет, я этого не сделаю!

Аилесса.

Я замираю, услышав отчаяние в ее голосе.

– Отпусти его, мама! – кричит она.

Одива здесь?

– Я не стану убивать Бастьена!

У меня перехватывает дыхание.

– Что случилось? – Каз подходит ближе ко мне. Но, в отличие от меня, он не слышит Аилессу.

Я качаю головой. К горлу подступает тошнота от осознания происходящего.

– Это не тот парень.

– Прости?

Но я не отвечаю, потому что уже бегу к открытому люку.

– Подожди! – кричит Каз, устремляясь за мной. – Нужно проявлять осторожность!

– На это нет времени!

Потому что мать пытается заставить сестру убить ее amouré. А это не Бастьен.

Мама выгибает бровь в ответ на мои слова.

– Сейчас полнолуние, Аилесса. И мы находимся на мосту душ. Конечно, ты можешь убить Бастьена где угодно, но это место подходит лучше всего, тебе так не кажется? И ты сделаешь то, что собиралась сделать, когда впервые увидела его.

– Мама, я не могу… – У меня сдавливает грудь от желания увести Бастьена подальше от нее. – Тогда я еще его не знала. Не любила его.

– Любовь не всегда имеет значение, – огрызается она, но на ее лице мелькает боль.

Я стискиваю зубы.

– Да ты даже не знаешь, что такое любовь.

– Думаешь, я не люблю тебя?

– Я знаю это. Потому что сама недавно поняла, что это за чувство.

Я встречаюсь взглядом с Бастьеном.

Его глаза сияют от беспокойства… за меня, а не за себя. Потому что он такой человек.

Глаза матери сужаются.

– Я очень люблю тебя, дитя мое. И многим пожертвовала ради твоего появления на свет. Почему, как ты думаешь… – Ее голос срывается, ей приходится сглотнуть, чтобы успокоиться, – мне никогда не хотелось, чтобы ты страдала так же, как и я. И я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя.

Защитить меня? Да она бросила меня умирать. Ее сердце холодно, словно лед. И я пыталась растопить его всю свою жизнь.

– Если бы ты действительно любила меня, то не просила бы убивать моего amouré.

– Тебе вообще не следовало узнавать ближе amouré. И теперь я пытаюсь это исправить.

Я недоверчиво качаю головой. Неужели она считает, что я не заслуживаю любви?

– Отпусти Бастьена, мама. Это мой выбор. Когда ты познакомилась с моим отцом, никто не мешал тебе сделать свой.

– Я никогда не любила твоего отца, – огрызается она.

Ее слова врезаются мне в сердце осколками льда.

– Что?

Тело невольно напрягается, когда я замечаю красный камень у нее на шее. Череп птицы с рубином в клюве. Я уже видела это ожерелье однажды. Воспоминание тут же вспыхивает в голове.

Два года назад… Мама сидела на полу своей комнаты, а рядом стояла золотая шкатулка… На ее коленях лежало открытое письмо… А она прижимала кулон к губам. Я никогда раньше не видела, как она плачет. И это напугало меня.