Лондон у многих русских путешественников вызывал весьма неоднозначные отзывы и иногда неодобрительные, что вызывалось, и не в малой степени, дурной погодой.

П. И. Макаров считал, что «Лондон, лежащий на плоском месте – покрытый вечным туманом – не радует издали взоров путешественника. – Я проехал несколько улиц, и не видал ни одного великолепного здания. – Сердце мое упало. Вообразите нещастного, который вместе с пробуждением теряет одним разом все милые мечты свои: – я похож был на сего нещастного»[277]. Он же с разочарованием признался: «Наслышка и чтение приучили меня с ребяческих лет представлять сей город царем других городов, образцом всего хорошего и сценою великих романтических приключений, а оказалось, что лежащий на плоской равнине, лишенный великолепных зданий Лондон поражает только своими размерами».

Карамзин замечал, что «домы Лондонские все малы, узки, кирпичные, не беленые (для того, чтобы вечная копоть от угольев была на них менее приметна), и представляют скучное, печальное единообразие, но внутренность мила; все просто, чисто и похоже на сельское»[278].

А другой путешественник, К. П. Паулович, считал, что «…англичане могли бы стыдиться, что они не имеют до сих пор ни одного дворца, соответствующего всемирному их богатству, могуществу и обладанию беспредельными средствами»[279].

Поведение, обращение и даже внешний вид англичан сразу же привлекал внимание. Самое раннее описание англичан содержится в «Космографии» 1670 г.: «Английские люди доброобразны, веселоваты, телом белы, очи имеют светлы, во всем изрядны, подобны итальянцам. Житие их во нраве и обычаях чинно и стройно, ни в чем их похулити невозможно. Воинскому чину искусны, храбры и мужественны, против всякого недруга безо всякого размышления стоят крепко, не скрывая лица своего. Морскому плаванию паче иных государств зело искусны. Пища их большая статья от мяс, яствы прохладные, пива добрые и в иные страны оттоле пива идут»[280].

В распространенной в конце XVIII и начале XIX в. книге Н. Курганова утверждается, что англичанин ростом «взрачен», в поведении «величав», в одежде «великолепен», лицом «красив», в совете «основателен», в писании «учен», в науке «философ», в законе «набожен», в предприятиях «лев»[281].

Побывавшие в Англии серьезно писали о том, что англичане «какая-то особая от других европейских народов раса, полная нравственных и физических сил»[282] и приписывали это образу жизни, здоровой изобильной пище, всегдашней деятельности и суровому холодному климату[283]. Но, правда, были и противоположные мнения.

А вот женщины вызывали единодушное восхищение. Н. М. Карамзин вообще считал, что «Англию можно назвать землею красоты», а П. И. Сумароков написал, что весь «Лондон есть метрополия прелестей. Не пройдешь и ста саженей и начтешь двадцать красавиц»[284]. «По моему замечанию, – писал К. Паулович, – лондонкам должно отдать честь перед прочими европейками в том, что между ними за большую редкость только можно отыскать нехорошее лицо и между сотнею тысяч их не видел ни одной рябой или значительно дурной собой. Они хорошего сложения, грациозны, одеваются много натуральнее и изящнее мод прочих европеек»[285]. И. А. Гончаров увидел за короткое время, что в Лондоне «Англичанки большею частью высоки ростом, стройны, но немного горды и спокойны, – по словам многих, даже холодны. Цвет глаз и волос до бесконечности разнообразен: есть совершенные брюнетки, то есть с черными как смоль волосами и глазами, и в то же время с необыкновенною белизной и ярким румянцем; потом следуют каштановые волосы, и все-таки белое лицо, и, наконец, те нежные лица – фарфоровой белизны, с тонкою прозрачною кожею, с легким розовым румянцем, окаймленные льняными кудрями, нежные и хрупкие создания с лебединою шеей, с неуловимою грацией в позе и движениях, с горделивою стыдливостью в прозрачных и чистых, как стекло, и лучистых глазах. Надо сказать, что и мужчины достойны этих леди по красоте: я уже сказал, что все, начиная с человека, породисто и красиво в Англии. Мужчины подходят почти под те же разряды, по цвету волос и лица, как женщины. Они отличаются тем же ростом, наружным спокойствием, гордостью, важностью в осанке, твердостью в поступи…»

П. П. Свиньин отметил, что «приехавши в Лондон и встречая повсюду важныя лица, безмолвную тишину, холодность, равнодушие – непременно почувствуешь скуку и неудовольствие. Никто тебе не обрадуется; самыя рекомендации не растворять дверей дружества – но чем более знакомишься, чем более узнают тебя, тем яснее видишь, что сия холодность есть не что иное, как похвальная осторожность, старайся и – найдешь друзей, друзей верных, истинных. Старайся нравиться – и познаешь совершенное чувство любви. Милые Англичанки не умеют любить из кокетства или сладострастия, но умеют любить всею душею страстною, пламенною; их мнимая холодность не есть равнодушие, но также благоразумная осторожность и чистота нравов. Ищи и – откроешь все возможныя удовольствия, все изящныя наслаждения – а кто не дорожит собственным открытием?»

Английские города и сами англичане обращали внимание своей чистоплотностью – «нет народа, опрятнее англичан»[286], «опрятность англичан, доходящая до щегольства и даже до тщеславия, в Лондоне бросается в глаза на каждом шагу. Она видна в их платье, в столе, в убранстве домов и даже в содержании улиц»[287].

Русские обязательно отмечали патриотизм англичан, их приверженность традициям, заботу о сохранении старины. Историк М. П. Погодин подчеркнул эту черту в путевых записках «Год в чужих краях» при осмотре памятников в Вестминстерском аббатстве: «Обошли все стены, уставленные памятниками великих людей Англии. Мысль прекрасная – воздавать торжественную благодарность отечества достойным сынам его в первопрестольном храме, соединять в одном месте все, что ни есть великого, славного в государстве! С какими чувствами должен молодой англичанин пройти по этому святилищу его истории! И здесь не одни полководцы и министры, – подчеркнул сын крепостного Погодин, – нет, здесь граждане всех сословий и званий, – и поэты, и изобретатели, и актеры. Сын какого нибудь ткача или мясника покоится рядом с принцем крови или первоклассным лордом. Ни одно государство в Европе не имеет ничего подобного»[288]. Как правило, подчеркивалось, что англичанин «привык с детства благоговеть перед былым своей родины, уважать ее законы, ее обычаи, ее поверья»[289].