нет, принимая новые суда, учиться придется на ходу. И водить их придется по-новому — быстро, но соблюдая правила хорошей морской практики. Во вторник на совете пароходства доложу наше решение. Поздравляю вас с первым успешным рейсом и желаю вам счастливого и безаварийного плавания.

В этот день я пришел домой поздно, наставники поздравляли меня с первым рейсом от души, что, конечно же, было приятно.

ПЕРВЫЙ УСПЕХ

"И одурев от качки, ветра воя,

В радар до боли проглядев глаза,

Мы будем спорить с бешеной волною

И вслушиваться в шторма голоса".

* * *

Удивительно мало фотографий осталось о том времени, когда он командовал "Ферганой", — подумал Велев, разглядывая альбом. Да и записей в дневниках совсем немного, и все они, деловые и скупые, свидетельствовали о том, что на них у него не хватало времени. Да, это было так, получив власть, вернее, большие возможности, он торопился многое сделать, молодость не терпит промедления, казалось, что успех совсем рядом и вот-вот придет.

Успех был нужен, он рассматривал свое пребывание на этом судне трамплином для работы на океанских линиях. Однако для себя решил сразу, что временным на судне не будет — хозяин быть временным не имеет права, иначе хозяйство твое быстро развалится.

Старпом все же ушел не без скандала, успел заявить в Отделе кадров, что перед происшествием от коньяка не смог отказаться и пил вместе с капитаном. Решительный протест капитана-наставника не очень убедил кадровиков, за исключением Дорофеевой. За Велевым поручили приглядывать первого помощника, считая, что Комраков отлично справится с этим поручением, и не ошиблись, именно после его донесений в партком Велева на долгие годы стали считать непьющим. Принять сто граммов перед боем, а комиссар искренне считал, что вся наша жизнь это не прекращающийся бой, по его понятиям было скорее достоинством, чем недостатком, при условии, если человек при этом "не терял голову". Сам он выпивал уже редко и немного — здоровье не позволяло.

В то время Велев не задумывался над тем, какую роль сыграл его первый помощник в достижении успеха в работе судна, но с годами понял, что находись рядом с ним тогда другой комиссар, всё могло быть и иначе.

За время первой стоянки в Таллине удалось немногое из задуманного, но то, что удалось, предопределило успех. На его предложения по организации непрерывного цикла работы при перевозках кокса первыми откликнулись старший диспетчер пароходства Клемент и жена Яхимовича, диспетчер Ирина Викторовна. Они привели его к заместителю начальника пароходства по эксплуатации. Тому предложение понравилось, но он предупредил, что для выполнения необходим надежный экипаж, и дал месяц времени на его подбор.

Суть предложения заключалась в том, что судно на полгода становится на перевозки кокса из совпортов в порты Швеции, куда в то время такой груз доставлялся в большом количестве для сталелитейных заводов. Это позволяло исключить из бюджета время на подготовку трюмов, которую приходилось производить каждый раз, когда судно предназначалось под другой груз. Для сокращения стоянки в портах предлагалось, с учетом короткой, пять-шесть часов, погрузки, в течение месяца-двух в советском порту границу не открывать, тем самым экономить массу времени, ведь порою только ожидание комиссии занимало несколько часов. Если плечо, расстояние между портом погрузки и выгрузки, выбрать рационально, можно исключить и непроизводительные простои в заграничном порту, где работали только в одну смену. По подсчетам Велева, одно его судно сможет в этом случае перевезти почти вдвое больше груза.

Экипаж при этом получал тоже значительную выгоду, у него за весь месяц сохранялась валютная часть зарплаты. По согласованию с портом и пароходством раз в два месяца судно получало отстой на двое суток для отдыха экипажа, встречи с семьями. Для отгула выходных дней и отпуска предлагалось, (по примеру немецких судов на линии ФРГ — СССР, укомплектовать подменный экипаж — один на группу судов ("Фергана", "Уральск", "Гвардейск"). Вторично Велев ссылался на работу экипажей немецких судов, и весьма кстати, в ММФ уже созрели для этого, и вскоре экипажи будут менять в самый разгар курортного сезона.

Уже в январе в Лиепаю приехал Б. Левенштейн, и вместе с диспетчерской службой было согласовано решение о совместном эксперименте в рейсах между Лиепаей и шведскими портами Норчёпинг и Окселезунд.

***

О работе на этой линии около года я вспоминал всегда с двояким чувством. Одновременно с удовлетворением от впервые выполненного нелегкого обязательства всегда присутствовала горечь оттого, что по моей вине на плечи экипажа легла порою непомерная нагрузка — необходимость отказаться от привычного отдыха в порту, пусть на короткое время. Хорошо, если еще везло с погодой, шторма случались не очень жестокие, но мучило постоянное обледенение, на маневрирование для избежания его не всегда хватало времени. "Фергана" все же была судном низкобортным для работы в зимнее время на Балтике. Именно тогда понял, что без риска в море обойтись трудно, а на риск нужно иметь не только смелость, но и право. Но отступать было нельзя — не в моем характере, однако, вспоминая, что выделывал тогда порой, не осознавая по молодости неоправданности риска, теперь испытывал невольное чувство стыда.

Наградой за все была первая всесоюзная премия, вымпел, грамоты. К концу 1966 года закупки Швецией кокса значительно сократились, и "Фергана" вновь стала обычным трамповым судном. Это решение на судне встретили с облегчением все, не исключая и меня, ведь я испытывал неудобства большие, чем другие. На судне был только один душ на двадцать человек, отсутствовали прачечная, комнаты курения. Привыкший на "Эльве" ходить постоянно при исполнении в белой рубашке с галстуком или в форменной одежде, делать так же здесь возможности не имел. Мелкая угольная пыль кокса проникала всюду, воротник рубашки через двадцать минут терял вид, а этикет требовал появление капитана к лоцману и властям при полном параде. Стирка в каютной раковине, глажка рубашек и брюк стали пыткой, которая выбивали из колеи, портила настроение. Сушить белье на палубе зимой в море — дело безнадежное. Выводил из себя туалет, которым пользовались все, и который, словно специально, строители соорудили напротив моей каюты. Стальные двери туалета при закрытии на качке издавали звук, подобный выстрелу из пушки, и будили во время и без того короткого отдыха.

Из моих шестидесяти двух килограммов осталось только пятьдесят шесть, и фирменный пиджак висел, как на вешалке. Пил пиво с яйцами, пивные дрожжи, повар подкармливал меня отдельно на мостике, но все равно незнакомые лоцмана, приходя в рубку, первыми здоровались с помощниками,