Хёнсу сквозь щели закрывающихся век увидел болтающееся запястье. Увидел иголку от шприца, вонзившуюся в его руку. Он увидел перед собой багровый мир, который раскололся на две части, затем на четыре и так на бесчисленное множество кусочков. В конце концов мир, разрушаясь, рассыпался в порошок. Прежде чем он потерял сознание, в голове Хёнсу, как метеорит, пронеслась какая-то мысль, но исчезла где-то в темноте, и его глаза закрылись.

Была ночь. На небе стояла полная луна. За горизонтом мерцал огонь маяка. На поле сорго, которое колыхалось кровавыми волнами, опускался туман. Стоя в середине поля, Хёнсу услышал голос Совона: «Папа».

Этот голос, как заклинание шамана, схватил его за шею. Он осознавал, что так нельзя, но двигался к колодцу, будто его тащили туда. Одна верёвка была спущена внутрь колодца. Колодец был глубоким и тёмным, но Хёнсу смог ясно увидеть, что на верёвке висит Совон. Его тонкое и длинное тело вращалось, подобно музыке ветра на карнизе. Слабый голос ударялся в стенки колодца.

«Папа».

Хёнсу начал тянуть верёвку вверх. Совон, это папа. Папа тут, хотел сказать Хёнсу, но голос его не слушался. А верёвка легко поднималась, будто на её конце висел не Совон, а пустое ведро. Наконец, ребёнок достиг самого верха. Хёнсу одной рукой обнял сына. Холодное лицо коснулось его щеки. И раздался шепот: «Папа».

Голос был чужим. Хёнсу отвёл лицо ребёнка, это был не Совон. Это была она. Чёрными, как дыры, глазами на него смотрела девочка. Она улыбнулась, открыв рот и оголив окровавленные десны. Тонкими ногами она обхватила его за талию. Хёнсу пытался её отбросить. Но девочка крепко прижалась к нему и уже всем телом вылезла из колодца. В отчаянии она шептала: «Папа».

«Чхве Хёнсу!»

Кто-то позвал его. Девочка отпрянула от его груди, будто кто-то отсёк её от него мечом. Однако Хёнсу не мог сразу вернуться в реальность. Он очень долго выходил из сна. Тот хватал его и не отпускал. Он дремал.

«Чхве Хёнсу! Открой глаза».

Его опять разбудил голос. Он проснулся, но не мог открыть глаза, потому что его веки были склеены запёкшейся кровью, как застывшим сиропом. В ушах раздался какой-то гулкий звук, будто рядом работал станок. Где я сейчас?

«Я же говорю: открой глаза».

Нога в трекинговом ботинке ударила Хёнсу по левой ноге. Хёнсу показалось, будто в левую ногу вонзили кол. Боль, утихшая на время, снова проснулась. Разбитое лицо и нос, сломанное запястье сразу закричали. Страшная боль мигом разбудила его.

«Ну что? Пришёл в себя?»

Хёнсу стиснул зубы и задержал дыхание. Хлопая веками, на которых была запёкшаяся кровь, он пытался оценить своё положение. Первое, что он понял, – это то, что сидит на стуле. Его руки были связаны за высокой спинкой стула. Ноги болтались под стулом, лодыжки были скрещены и связаны. Такое не смог развязать бы даже иллюзионист. Где же я? Стул был из охранного поста, но место было другое.

«Напоминаю тебе, что я папа девочки, которую ты убил, свернув ей шею».

Голос Ёнчжэ был спокойным. Тон был таким, будто он говорил ему: «Жаль, что ты убил мою дочку».

«Чтобы ты знал, я сообщаю тебе, что я обработал рану у тебя на запястье. Я забинтовал ее эластичным бинтом и остановил кровотечение. Я же всё-таки врач, хотя обычно лечу зубы».

Хёнсу попробовал пошевелить правой рукой. Острая боль пробежала по ней. Из груди чуть не вырвался крик, Хёнсу еле-еле задержал его в горле. Он кончиком языка потрогал место, где должны были быть передние зубы. Там было пусто. Будто оголившаяся гора, из которой выдернули все деревья. Что, говоришь, ты сделал? Остановил кровь?

«Ну, если соперник умрёт из-за кровотечения перед игрой, будет совсем неинтересно, тем более у нас такая прекрасная ночь и выходные. Не так ли?»

Да, действительно, выходные были замечательными. Особенно для смерти. Хёнсу не боялся смерти. Он был уже к ней готов. Всё одно – покончить с собой или умереть, расплачиваясь за содеянное. Спрыгнуть со смотровой площадки на заправке или сдохнуть избитым дубинкой. Хёнсу не беспокоило, как он умрёт. Его только волновало, что, прежде чем погибнуть, он должен успеть совершить сделку. Судя по тому, как развиваются события, это будет нелегко.

«Подними голову, – сказал Ёнчжэ. Хёнсу проигнорировал его приказ. Он пытался вспомнить метеорит, который пролетел в его голове перед тем, как он потерял сознание. Что это было? Мне показалось, что это очень важно. – Не слышишь? Сделать тебе дырку для уха на затылке?»

Хёнсу поднял голову и, открыв глаза, огляделся вокруг. Ёнчжэ сделал два шага назад, словно помогая Хёнсу хорошо всё рассмотреть. Благодаря этому Хёнсу понял положение дел. Он находился в диспетчерской. О Ёнчжэ привязал его к стулу, взятому из охранного поста, потому что у него были колёсики. Он прекрасно подходил для того, чтобы перевезти тушу весом сто десять килограммов. Достать ключ от шкафа из ящика стола на охранном посту мог бы любой. А в шкафу лежал мастер-ключ, которым можно было открыть любую дверь в управлении. Хёнсу посмотрел на часы, висящие на противоположной стене – 1:49. Уже прошло почти два часа, как он потерял сознание под воздействием неизвестного препарата. Сейчас он сидел перед рабочим столом в диспетчерской. Кресла и стол, которые стояли в центре комнаты, были передвинуты в угол, а на их месте стоял монитор, который транслировал изображение с камер наблюдения. Ёнчжэ сел на одно из кресел, положив ногу на ногу. В одной руке он держал пульт дистанционного управления от монитора, а в другой – дубинку. Получается, что кредитор с должником сидели на расстоянии трёх-четырех шагов друг от друга.

«Скоро мы увидим очень интересное шоу», – сказал Ёнчжэ, нажав на пульт. Хёнсу почувствовал дрожь в спине. Эти слова Ёнчжэ были ещё более неприятными, чем дубинка, которая сломала ему руку. Хёнсу, конечно, не был великим грамотеем, но хорошо понимал разницу между глаголами «увидеть» и «устроить». Если бы Ёнчжэ использовал глагол «устроить», это означало бы, что он собирается что-то сделать с Хёнсу. А глагол «увидеть» предполагал совсем другой объект действия и мизансцену. Это значило, что Хёнсу будет зрителем. Что и где должно произойти? То, как представлял себе ситуацию Хёнсу, оказалось не настоящей правдой, а просто её тенью?

На мониторе вспыхнул экран, который был разделён на двенадцать участков. Ёнчжэ выбрал один участок и увеличил его. На экране был виден один лишь туман. Хёнсу краем глаза смотрел на устройства контрольного пункта. Блоки дистанционного управления водных ворот. Системы предупреждения и безопасности. Устройство передачи изображения со спутника. Мигала зелёная лампочка. Это означало, что пока нет проблем. Хёнсу запутался. Почему я нахожусь именно в диспетчерской? Ёнчжэ вряд ли бы старался именно так всё это обставить, чтобы просто показать изображение с камер видеонаблюдения.

И Хёнсу разгадал загадку, которую всё не мог понять. Экскурсия по дамбе для сирот была поводом для того, чтобы заранее изучить диспетчерскую. Проблема заключалась в том, что ответ на этот вопрос поставил перед ним ещё один, словно, распаковывая большую коробку, он нашёл внутри ещё одну поменьше. Почему Ёнчжэ должен был заранее осмотреть диспетчерскую? Хёнсу боролся с сознанием, которое хотело отключиться, и сосредоточился на вопросе «почему?».