– Мама умрет? – тоненьким голоском спросила Пип, иМэтт затаил дыхание, ожидая ответа врача.

– Мы надеемся, что нет, – ответил тот, глядя вглаза девочке. – Все возможно, конечно… ранения достаточно тяжелые. Но разуж она перенесла операцию, значит, организм у нее крепкий. Она молодчина, твоямама. Крепкий орешек! Ты не бойся – мы сделаем все, что можем, честное слово.

– Аминь! – шумно выдохнул Боб, молясь про себя,чтобы Офелия выкарабкалась.

Пип опустилась на стул, словно ее вдруг перестали держатьноги, и застыла. Впрочем, ни Мэтт, ни остальные тоже не собирались никудауходить. Так они молча просидели почти до полудня, когда в приемную заглянуласестра и шепотом сказала, что им можно подняться в отделение интенсивнойтерапии. Уже на пороге им стало жутковато – через стекло, которое отделяло ихот Офелии, были видны мониторы, по экранам которых бежали извилистые зеленыелинии, и бесчисленное множество проводов, тянувшихся к ним от кровати. Заэкранами мониторов следили трое врачей в белых халатах, а саму Офелию подмногочисленными трубками и бинтами почти невозможно было разглядеть. Землистогоцвета лицо ее пугало. Она не открыла глаз, даже когда Пип с Мэттом подошли к еепостели.

– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала малышка,прижавшись к Мэтту, который, отвернувшись, чтобы не заметила Пип, смахивалслезы.

Он понимал, что должен держаться – хотя бы ради нее, –но сейчас ему хотелось одного: взять Офелию за руку, прижать ее к губам… отдатьсвою жизнь, если понадобится, лишь бы она осталась с ними! Впрочем, для нееделалось все возможное. Но за то время, что они стояли возле нее, Офелия так и непришла в себя.

Вскоре сестра напомнила им, что пора уходить. Услышав это,Пип молча отвернулась, и по щекам ее хлынули слезы. Ее терзал страх, что теперьона потеряет и мать. Кроме Офелии, у нее никого не оставалось. И вдруг, словнопочувствовав ее отчаяние, Офелия открыла глаза и посмотрела на Пип, а потомперевела взгляд на Мэтта… улыбнулась, словно чтобы порадовать их, и сновазакрыла.

– Мамочка! – Голос Пип зазвенел, отражаясь отстеклянных стен бокса. – Ты меня слышишь?

Офелия слабо кивнула. Единственное, что у нее неболело, – голова. Дышала она через кислородную маску.

– Я люблю тебя, Пип, – прошептала она. И перевелавзгляд на Мэтта.

По его лицу она сразу же поняла все, что он хотел ейсказать. Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем провалиться внебытие: «Мэтт был прав». И потом ее вдруг словно засосало в черную дыру.Теперь он стоял тут, лицо у него было злое, и Офелия догадалась, что онвзбешен. Немного удивившись тому, что они вдруг оказались тут вместе с Пип, онарешила, что скорее всего дочь позвонила ему.

– Привет, Мэтт, – успела прошептать Офелия, преждечем снова погрузиться в забытье.

Когда Пип с Мэттом вышли, в глазах у обоих стояли слезы, нотеперь они означали радость и облегчение. У них появилась надежда.

– Ну как она? – набросились на них остальные, едваони появились на пороге. К тому времени как Пип с Мэттом вышли, они уже совсемизвелись от беспокойства, а заметив их мокрые от слез лица, окончательно палидухом. Первое, что пришло им в голову, – Офелии уже нет в живых.

– Она разговаривает. – Пип, захлюпав носом,вытерла глаза.

– Разговаривает?! – Боб был потрясен. – И что онасказала?

– Что любит меня. – Пип просияла. Но всем им, дажеей, было ясно, как хрупка вероятность того, что Офелия выживет.

Боб с Джеффом и Милли вернулись в Центр, пообещав, что квечеру, перед своим обычным дежурством, непременно зайдут узнать, как дела.Нужно было заехать домой и хоть пару часов поспать. После того, что случилосьночью, в Центре решили устроить совещание – обсудить вопрос о безопасности членових команды. Нападение на Офелию потрясло всех без исключения. Боб и Джефф ужезаявили, что с этого дня ни шагу не сделают без оружия, благо разрешение у нихимелось, и Милли их поддержала. Но главное, что волновало участниковсовещания, – вопрос, можно ли брать добровольцев на ночные дежурства.Большинство считали, что нельзя. Однако для Офелии было уже слишком позднодумать об этом.

Мэтт с Пип просидели в госпитале до вечера. Им еще дваждыпозволили повидаться с Офелией. Правда, в первый раз она спала, а во второй,похоже, страдала от сильной боли. Врач посоветовал уйти, сказав, что введет ейобезболивающее. Все это время Мэтт безуспешно пытался уговорить Пип съездитьдомой, принять душ, переодеться и хоть часок поспать. Но она согласилась,только убедившись, что мать после укола тоже крепко спит. Мэтт отвез ее домой,и обезумевший от радости Мусс кинулся к ним, бешено виляя хвостом. Мэттподжарил им тосты и сделал яичницу. На автоответчике были два сообщения – обаот учителей Пип, которые выражали ей сочувствие в связи с несчастьем. Скореевсего Элис, перед тем как уйти, сообщила им, что произошло. На столе лежалазаписка – Элис просила Пип непременно позвонить, если ей что-нибудьпонадобится. Кроме того, она пообещала, что вечером обязательно зайдет прогулятьМусса.

Пока жарилась яичница, Мэтт вывел истомившегося псапрогуляться, а потом они с Пип уселись за стол. Выглядели они оба ужасно –словно уцелевшие после кораблекрушения, подумал про себя Мэтт. Пип так устала,что почти не могла есть. Да и Мэтту кусок не лез в горло.

– Может, поедем? – беспокойно предложила Пип. Встрахе, что, пока ее нет, что-то может случиться с матерью, она даже поестьтолком не могла – крутилась на стуле, не сводя с Мэтта умоляющих глаз.

– Погоди, давай хотя бы примем душ, а? – предложилон. Поспать немного им тоже не помешало бы. Днем им удалось по очереди немногоподремать, но Мэтт считал, что этого мало – по крайней мере для Пип.

– Я не хочу спать, – упрямо набычившись, заявилаона, и Мэтт уступил. В конце концов они сошлись на том, что примут душ, а потомотправятся в госпиталь и пробудут там до утра. Мэтт больше не пытался спорить.Честно говоря, сердце у него тоже было не на месте. Он прогулял Мусса, и черезполчаса они вместе с Пип уже сидели на диванчике возле отделения интенсивнойтерапии.

Сестра сказала им, что к Офелии приезжали ее коллеги изЦентра. К сожалению, она спала; впрочем, она и сейчас все еще спит. Мэтта этоне удивило – когда он звонил в последний раз, ему сказали, что состояние Офелиипока еще критическое. Не успела Пип сесть на диван, как моментально провалиласьв сон. Мэтт облегченно вздохнул. Усевшись возле нее, он гадал, что будет с Пип,если спасти Офелию не удастся. Ему невыносимо даже думать об этом, нореальность происходящего заставляла все учитывать. Что ж, если удастся, оноформит опекунство над девочкой. Тогда она останется жить у него, в коттедже…нет, лучше он снимет квартиру в городе. Перебирая в голове различныевозможности, одна из которых была печальнее другой, Мэтт вдруг увидел спешившуюк ним сестру. Напряженное выражение ее лица испугало Мэтта, и сердце его ухнулов пятки.