– А твои спутники?

– Погибли – все, кроме Клотиль и ее брата. Она потеряла руку, но Акки говорит, что ее можно будет регенерировать на одной из его планет.

– Бедняжка Клотиль, она так гордилась своей красотой! Увы, нас ждет еще немало забот, и я боюсь…

– Полноте! Будущее, возможно, будет не таким мрачным, каким оно тебе представляется.

Они еще долго говорили, стоя на берегу. Васки выгружались теперь сотнями и за теми, кто прибыл первыми, или за бриннами направлялись к длинным временным хижинам, где их ожидали сытный ужин и отдых. Вечерняя заря становилась все более красной, и солнце уже начало опускаться за холмы.

В конце ужина гонец, присланный Техелем-Ио-Эханом, сообщил Анне и Акки, что вождь ждет их. Отправляясь к нему, они увидели, что на склоне у озера приготовлен большой костер. Трава перед ним была скошена. Вождь сидел перед своей хижиной, вместе с советниками в праздничных одеждах из разноцветных шкур, украшенных птичьими перьями.

– Сегодня вечером, когда взойдет луна, пройдет великий Танец войны. Отсо будет танцевать с нами как наш союзник. Я бы хотел, чтобы и вы приняли участие: ты – как наш друг с той стороны небес, а ты, женщина, – как истинная герцогиня берандийцев. Надо засвидетельствовать перед моим народом, что ты не лжешь, что твой народ наконец понял правду и осознал, как ужасно его отношение к нам. Вы согласны?

– Да, – сказал координатор.

– А ты?

Анна ответила не сразу:

– Все же мы собираемся сражаться с моим народом!..

– Разве среди твоего народа нет таких, кого ты ненавидишь?

– Конечно есть!

– Тогда танцуй исключительно против них. И только они будут сражены твоим танцем.

– Хорошо! Я согласна.

– У нас женщина редко бывает вождем, но и такое случается. Эее поможет тебе переодеться. Пойдем, небесный союзник.

Огни уже горели, когда Акки вышел их хижины, одетый в костюм воина-бринна. Его кожа, подкрашенная в зеленый цвет соком одной из трав, была покрыта белыми штрихами, подчеркивавшими мощь мускулов, а короткие штаны из кожи клаина, как и подобало великому вождю, были украшены зубами животных, которые образовывали волнистые линии, и, как он подозревал, еще и «человеческими» зубами. В волосы Акки были воткнуты три зеленых пера, а в руке он держал длинный дротик с треугольным обсидиановым наконечником. Это переодевание его не смущало: он давно привык к самым странным обычаям различных планет.

– Вы великолепны! Настоящий лесной человек. Ну а как вам я?

Акки обернулся. Перед ним, широко улыбаясь, стояла Анна. Кожа ее тоже была подкрашена зеленым тоном, обнаженное тело было так густо покрыто линиями и знаками, что она казалась одетой. Короткие рыжие волосы были залиты лаком и уложены в виде каски, а воткнутое сверху зеленое перо развевалось на ветру.

– Оригинальная и соблазнительная, – произнес он наконец.

К ним подошел вождь бриннов.

– Идемте, танец сейчас начнется. Наш друг васк уже там.

– Что мы должны делать, Акки?

– Повторять все за ним, находясь в трех шагах от него. Мы – его союзники, его опора, но главную роль играет он. Главное, – добавил он, понизив голос, – что бы ни случилось, не смейтесь. Помните: все, что мы вскоре увидим, не более смехотворно, чем этикет двора Берандии!

Уже совсем стемнело, и площадь была освещена только пламенем больших костров и сотнями факелов, которые держали бриннские женщины и дети. Акки вдруг вспомнил о Хассиле.

– Вождь, нельзя ли принести сюда моего раненого друга? Он мне никогда не простит, если не увидит этой церемонии, – добавил он для Анны.

Техель-Ио-Эхан отдал приказ, четыре крепкие женщины тотчас же вышли и быстро вернулись, неся на носилках хисса. С ними были Бушран и Роан.

– Что подумает крестный? – шепнула девушка.

– Ничего не говорите, и он вас, возможно, не узнает. Интересно, где все мужчины?

Ему ответили раскаты тамтамов, донесшиеся со стороны берега. В свете костров появились шедшие гуськом воины; длинная, колышущаяся колонна терялась во мраке. Не говоря ни слова, они выстроились в шесть концентрических кругов вокруг четырех вождей.

Техель-Ио-Эхан поднял обе руки. На толпу зрителей обрушилась тишина. Вождь закричал, его крик, меняя тональность, зловеще отозвался над озером и долго еще звучал эхом среди скал. Тишина. Новый крик. Воины внезапно подхватили его громогласным хором. На востоке засветился горизонт, и над холмами появился диск Лооны.

Только тогда вступили тамтамы – сначала приглушенно, затем все громче, с прерывистыми раскатами, которые нарастали, удалялись, вновь нарастали… Воздух дрожал, сама земля дрожала. Воины молча закружились вокруг четырех вождей, сначала медленно, затем быстрее. Почти полная луна усиливала красный свет факелов и костров. Техель-Ио-Эхан коротко вскрикнул, и танцоры резко остановились. Через проход в их круг ввели четырех мужчин, четырех берандийцев.

– Зачем они их привели? Я не знала, что есть пленные, – шепнула Анна.

– Не знаю, но мне страшно… Их четверо, нас тоже четверо… Если бы я знал… но… как можно было это узнать?..

Он с силой схватил Анну за руку:

– В любом случае уже поздно! Если мы отступим, нас убьют. Так нужно, Анна, так нужно! Вы меня слышите?

– Да, но… Нет, я не смогу!

– Взмахните рукой! Если ваш берандиец умен, он прикинется мертвым и попробует попытать счастья!

Воины снова закружились под приглушенный бой барабанов. Затем раздалось дикое, монотонное пение: сначала почти неслышное в первых рядах, оно постепенно усиливалось. Вместе с гипнотическим барабанным боем пение оглушало, мутило сознание. Техель-Ио-Эхан тоже пел, поворачиваясь вокруг собственной оси.

– Подражайте ему, Анна!

Теперь запели и бринны во втором ряду, быстрее, чем те, кто был в первом, затем в третьем, четвертом, пятом, шестом. В стороне, в полумраке, толпа колыхалась, образуя цепь, в которой все держали друг друга под руки. Оцепенение постепенно переходило в экзальтацию.

«Господи, – подумал Акки, – эффект Пьессина!»

Он был назван так по имени хисского психолога, который его изучал. У рас с сильными телепатическими способностями, таких как хиссы, и похожих на них человеческих сообществ подобное коллективное опьянение вызывалось пением и ритмичными движениями. Оно могло быть одухотворенным, как в хисских церемониях, но могло и пробуждать жажду убийства, наподобие амока у земных малайцев.

Акки попытался бороться. Не принадлежа к хлорогемоглобиновым расам, он был менее восприимчив, но оказалось, что слишком поздно. Бриннов было слишком много. Вопреки его воле, рука сжала дротик, и в Акки поднялась волна ненависти, направленной против четырех связанных пленников, которые тупо смотрели на происходящее, тоже охваченные бессильной злобой. Затем Акки перестал что-либо соображать.