— Не могу я так, Федя. Не могу.

Он посадил ее на колени, запрокинул лицо, стал целовать.

— Ладно тебе, глупенькая. Не пропадем, что-нибудь придумаем.

Она обхватила белыми теплыми руками крепкую загорелую шею Федора, прижала его голову к своему сердцу.

— Значит, надо нам подождать, Федя, пока устроим свое гнездышко. Знаешь что? Заработаем денег, купим лесу, построим домишко, приобретем мебель, посуду, а потом поженимся. Устроим свадьбу на двадцать человек. Позовем всех, всех. Будет вино, музыка.

Федор отстранил ее. Спросил:

— Ты серьезно?

— Ну да, — кивала она, улыбаясь. — Другого выхода нет. Мы будем стараться, не заметим, как пройдет год-два...

— Два года? — с испугом спросил он. — Ты с ума сошла?

Она разжала руки, заглянула ему в лицо и спокойно, рассудительно сказала:

— Как хочешь, Федя, а другого выхода нет. Я много об этом думала, все годы, как ждала тебя. Моя подружка на почте точно так же поступила. Помнишь Васю Титова, машиниста? Вот они с Катей сначала накопили денег, построили дом, а потом поженились.

На рассвете они разошлись. Глядя на слезы Тамары, слушая ее тяжкие вздохи, Федор сдался и решил пойти на все, лишь бы устроилось их счастье. Так и решили: работать, копить деньги любой ценой, построить дом, стать на ноги и только потом пожениться и начать новую жизнь. Может быть, и правду говорит Тамара, что без этого не будет счастья.

Наступили тяжелые дни. Бывший солдат Федор Куделин, а ныне токарь высшего разряда, начал странную жизнь, которая томила и угнетала его. Тяжело было на душе, и с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Он работал сверхурочно, брался чинить на дому примусы, патефоны, лампы, велосипеды, швейные машины. Не спал, недоедал, не знал отдыха. Редко виделся с Тамарой, и не было ему радости от этих свиданий.

— Сколько заработал? — спрашивала она при каждой встрече. — Смотри не пропей и в общежитии не оставляй, а то украдут.

С каждым днем Федор становился грустнее, все реже запевал песни, без которых раньше не мог работать. Не балагурил с товарищами, все спешил куда-то и днем и ночью. На сердце становилось холоднее, душа сжималась от тоскливого чувства. Но не работа угнетала Федора. Тяжело было оттого, что цель, во имя которой он так жил, казалась ему неверной, ложной. Было стыдно признаться себе в этом, но он чувствовал, что не выдержит до конца, и тайно искал другого выхода.

Дни шли, а денег прибавлялось немного. Тамара работала телеграфисткой, ей редко удавалось остаться сверхурочно или подменить кого-нибудь. Кроме зарплаты, она почти ничего не получала.

Федор понимал это и работал жадно. Он иссох, пожелтел, под глазами появились мешки, ныла грудь, от беспрерывного курения душил кашель. Когда считал деньги, становилось до боли стыдно. Но еще стыднее и мучительнее стало, когда Федору предложили заработать денег сразу побольше и побыстрее. Случилось это так.

Однажды к нему заявились два дружка, работающие на станционном складе. В комнате никого, кроме Федора, не было, и гости без лишних слов приступили к делу. Младший из приятелей, маленький коренастый парень в старой изорванной тельняшке, достал из кармана бутылку и поставил на стол. Старший, худой и высокий, держал в желтых редких зубах потухшую трубку.

— Бросай свой паяльник, — сказал младший Федору. — есть важный разговор.

Федор молча взял со стола бутылку, сунул ее в карман младшему.

— Пить не буду. Говорите, зачем пришли?

Приятели переглянулись. Старший вынул изо рта трубку и сквозь желтые зубы стал цедить слова:

— Есть одно дело. Поедешь с нами, в одну ночь заработаешь, сколько в месяц получаешь. И дело чистое, никакого риска. Нужно продать лес. За работу получишь машину тесу.

— А откуда у вас лес?

Младший хихикнул, а старший зло сказал:

— Это тебя не касается. Поедешь?

— Нет, — сказал Федор. — В этом деле я вам не товарищ.

Федор догадался, что его приглашают сбывать краденый лес, и выпроводил приятелей из дому.

Через несколько дней приятели снова пришли с приглашением. Они уверяли, что лес не краденый и дело чистое. Федор и на этот раз решительно отказался.

— Зря ломаешься, — сказал старший, на этот раз не выпуская трубку из желтых зубов. — Честное дело предлагаем. Надумаешь, приходи на станцию, там встретимся.

Все это время Федор работал с каким-то бешеным остервенением. Чинил примусные горелки, швейные машины, велосипеды, кофейные мельницы. Завалил старым хламом всю комнату, стыдно было перед товарищами, которые старались уходить из дому то в клуб, то в библиотеку, то просто к кому-нибудь в гости. По воскресеньям некогда было показаться на улице, в рабочие дни просиживал за своим самодельным верстаком до поздней ночи. По утрам просыпался рано и до выхода на работу норовил успеть что-нибудь сделать: забежать к заказчику, достать материалу.

Как-то вечером к нему зашла Тамара. У нее тоже был измученный, усталый вид. Она, виновато улыбнувшись, развернула узелок, поставила перед ним теплую кастрюльку с борщом. Вкусный запах овощей и мяса сразу наполнил неуютную комнату.

Федор злобно отодвинул кастрюльку и, не глядя на Тамару, сказал:

— Чтобы этого больше не было. Не нужно мне ваших подачек. Уходи!

Перепуганная Тамара заплакала. Взяла кастрюльку в руки, стала в дверях, не зная, что делать.

— Я больше не буду, Федя, — умоляюще заговорила она. — Мне самой надоело все, больно смотреть на тебя, вся душа изболелась, и радости никакой нет.

Он не повернулся к ней.

Тамара постояла в дверях и ушла с кастрюлькой домой, заливаясь горькими слезами. Она чувствовала, что между ней и Федором растет глухая, черная стена.

В этот день Федор пошел на станцию с тайным желанием встретиться с приятелями, предлагавшими хороший заработок. Хотелось сразу, одним рывком преодолеть барьер и достичь цели. Он шел и думал о Тамаре, вспоминая всю историю их любви.

Встретились они давно, когда ему было восемнадцать, а ей шестнадцать, на спортивном празднике в клубе трудовых резервов. Она выступала с вольными гимнастическими упражнениями. Гибкая как тростинка, стройная, легкая, она, казалось, ходила по воздуху, не касаясь земли. Тогда все аплодировали ей, как знаменитой артистке. С того