Я шлёпнулся в грязь и слышал, как пули резали ветки над головой. Я пополз и спрятался за лежащий на земле ствол гевеи. Рота отстреливалась из всего, что было. Пулемётные очереди и разрывы гранат сотрясали воздух. Но азиаты не умолкали.

Вдруг какой-то солдат вскочил на крышу блиндажа, сорвал чеку и сунул гранату в глотку вьетнамским пулемётчикам.

Не успел он отскочить, а Хансен уже орал: «Ты достал их, достал!»

Всё происходящее казалось мне фильмом, который я смотрел, но в котором не участвовал. Я снова ощутил себя мишенью. В ушах выло и свистело, и кровь бешено мчалась по артериям.

Бёрнса перевязали, и мы стали отползать. Хансен прикрывал отход, а корчащегося дозорного тащили по кустам в тыл. Бёрнс потерял много крови и был в шоке, поэтому один из солдат полз впереди и помогал ему.

Ленц приказал отступать.

— Назад, назад, отходим!

Вызвали артиллерию.

Опять враг хорошо окопался, чтобы его достать. Джинкс посоветовал Ленцу отводить людей, а сам со своим пулемётом М-60 остался прикрывать отход.

Бёрнса подхватил второй санитар, но уже через несколько метров раненому пришлось идти самому — джунгли были слишком густы, чтобы нести его.

Огонь был ещё силён. Я уткнулся носом в землю и, держа винтовку перед собой, пополз по земле, как аллигатор, стараясь прятаться за деревьями.

Рота отходила. Мы думали, что Джинкс с нами, но этот спятивший горец чихать хотел на вьетконговцев: он стоял на блиндаже, готовый в любую секунду сыграть песенку «Получай!» на своём пулемёте.

И он их удивил. Когда партизаны попытались зайти с фланга, он выпустил несколько длинных очередей и заставил троих уснуть вечным сном.

Последние двести метров до зоны высадки, где можно было перегруппироваться, мы еле тащились, спотыкаясь. Над головой засвистели снаряды, улетая к позициям ВК.

Мы пришли на место сбора и хватились Джинкса. Но услышали неподалёку хрюк его «свиньи», и вот он сам, словно олень, появился из кустов, полностью расстреляв боекомплект.

Ленц вызвал по рации санитарный вертолёт. Бёрнс почти терял сознание; через несколько минут его посадили на борт и благополучно отправили в тыловой госпиталь.

По наводке Ленца на блиндажи противника обрушился удар с воздуха — лавина 750-фунтовых бомб и напалма.

— Где этот коротышка в очках? Кто видел журналиста? Он был рядом с Бёрнсом и Джинксом. Его подстрелили? Он выбрался? Кто-нибудь знает?

Это справлялся о моём здоровье первый сержант — упрямый, резкий, храбрый Джим Котт, 40 лет.

— Эй, командир, я здесь, всё в порядке!

— Хвала Господу…мы уж подумали, что ты остался там.

— Видно, не судьба, командир…

Парни из «Си-Би-Эс» были в самой гуще и во всех красках снимали смерть для вечернего выпуска новостей Уолтера Кронкайта. Чуть позже их на вертушке увезли в Лай Кхе, откуда путь им лежал в Сайгон.

Примерно час «Фантомы» сбрасывали на головы Вьет Конга всё, что было, а мы в это время приканчивали сухие пайки.

Джинкс приосанился и, как опытный индейский воин, уверял, что ждёт не дождётся возвращения в джунгли, чтобы крошить врагов. Ему очень не понравилось, что нас выгнала из леса кучка желтолицых.

— Сегодня я заработаю деньжат, — говорил он, — вот увидите, заработаю…

После воздушного налёта мы отправились назад зачищать и выкорчёвывать то, что выжило.

На сей раз для неожиданности капитан Ленц решил подобраться к лагерю с другой стороны…

Удар с воздуха не попал в цель: он пришёлся на 100 метров в сторону, тем не менее капитан приказал идти вперёд. В лесу мы обнаружили ещё больше бетонных убежищ и даже пыхающую дымом кухонную печь. Не успели мы углубиться на 150 метров в лес, как в нашего головного выстрелил снайпер. И тут же в него бросили гранату.

Прозвучала команда остановиться. Мы бросились в укрытия. Какой-то сержант забежал за блиндаж, из которого вёлся огонь, бросил туда гранату и отскочил.

ВАМП!

Он вернулся и осторожно заглянул внутрь: два партизана готовы.

— Получилось, — хмыкнул он.

Мы двинулись дальше — к лагерю ВК. Снова раздался крик петуха — значит, партизаны рядом.

— Слышали? Тот же петух, что кричал утром, когда нам дали под жопу, — сказал Котт, осторожно переступая через валежник.

Ещё 200 метров — сквозь густые кусты, переплетения лиан и заросли гевей, всё время начеку, всё время высматривая врага, растяжки, ямы-пунджи, мины, всё время борясь с красными муравьями и жарой.

Вдруг раздались автоматные выстрелы. Мы опять угодили в переделку, на этот раз в настоящий мешок. Прямо в зону поражения грёбаных косорылых.

Вьетконговцы засели в укреплённых блиндажах и замаскированных окопах. На сторожевых деревьях висели снайперы и стреляли в нас. Наступать пришлось на пузе и под свинцовым дождём.

Молниями гремели гранаты. Огонь автоматических винтовок резал воздух. У вьетнамцев был 7,62-мм пулемёт, и его пули свистели над нами.

Падая на землю, я слышал, как с сосущим звуком пули летят и вгрызаются в деревья в нескольких дюймах над моей головой.

И мне снова показалось, что я смотрю фильм…

То же чувство отстранённости, что и раньше, когда мозги сверлит мысль, уж не в этот ли день азиаты лишат меня будущего. Пропустите ход, не собирайте боевую жатву, умрите прежде жизни и убирайтесь прямиком в Мир Духов.

Плотный огонь не утихал. Мы отстреливались. Мне не хватало воздуха. Не было сил сделать глубокий вдох. Я задыхался.

Жёлтые ублюдки пытались пустить насмарку весь мой день. Зачем они стреляют в меня? Что я им сделал? Майору Бум-Буму это совсем не понравится. Если они убьют меня, он не получит репортажа, а я не смогу приукрасить армию…

О Господи, прошу, дай мне пройти через это! Это не моя грёбаная война! Мне ещё жить и жить: встречать людей, посещать города, видеть страны, делать дела, познавать женщин — о, я просто не готов. Защити меня от этих козлов и от их пуль, прошу, дай мне жить, дай мне жить, ДАЙ МНЕ ЖИТЬ…

Залпы огня стригли джунгли, как лужайку. Вьет Конг обрекал нас на смерть и вечные муки. Я слышал, как взрывается тело и кричит человек, разорванный на куски летящим металлом.

Джи-ай валились костяшками домино. Мёртвые. Раненые. Нужна была санитарная машина, чтобы вывезти всех.

Я врос в почву.

В нескольких метрах впереди Джинкс стрелял с колена. Вдруг он крутанулся и упал, прошитый в спину шестью пулями «Калашникова». Никто не объяснил Джинксу, что раны его смертельны, поэтому крепкий парень из Кунтукки поднялся на колени, поднял пулемёт и снова вжарил по косоглазым, отрезая их с фланга.

Он заметил четверых партизан — развернул пулемёт и заставил их отступить. Эти несколько секунд позволили роте занять позиции и ответить Вьет Конгу теми же пилюлями.