Все твои письма мама перешлет мне в Гаагу. Я же буду тебе обо всем, что со мной, подробно писать! Счастлива «Путями»!

Да благословит тебя Господь на этот _т_р_у_д!

118

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

12. III.42 8 вечера

Милая Олюша, не знаю, что с тобой. Давно не бывалая тоска давит весь день, — места не найду. Ты ли страдаешь, или обо мне думаешь в тревоге? Если трудно тебе писать — не утруждай себя, родная, — перемогусь. Не могу ни писать, ни думать. О, какое снова одиночество! Вчера писал тебе. Не могу мысли собрать. Что с тобой, деточка? Господь да сохранит тебя. Молиться-то не могу. Но сердцем весь с тобой. Целую, крещу.

Последнее твое письмо было от 3.III250. Твой Ваня

Оля, очень хорошо пить миндальное молоко! Вреда не будет.

119

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

18. III.42

Милый мой Ваня!

Несколько строчек только еще сама напишу, чтобы не волновался251. Лежу смирно на спине, трудно писать. Вчера тебе большое письмо писала, не кончила, а вот сегодня опять слегла. 2 письма тебе больших не могу все кончить. Но ничего там существенного — все только душа моя и сердце к тебе! Ну, ты и без слов знаешь!

Сегодня было в 8 ч. снова… то же самое с почкой, много крови потеряла (шла сгустками даже сперва), а в 9–10 было все совсем нормально, ни тени даже крови. И, созвонившись с амстердамским специалистом (действительно знаменитый, не только здесь, а всюду), должны были снова отказать, уже заказанную, комнату в клинике, автомобиль и провожатого для меня. (Можно так сказать: отказать _к_о_г_о-то? думаю нельзя). Ну, все равно. Доктор, по его соображениям, велел выждать. Но как только появится кровь, то м. б. и поеду. И все равно и после поеду. Надо.

Не волнуйся. Я чувстую себя хорошо и хорошо позавтракала. Беда только, что все у нас больны. Ар очень страдал. Мама забегается. Прислугу не могу никак найти, уговорю поденщицу, хоть 2 ч. в день приходить. Помолись за меня. Не волнуйся. Будь покоен, а то и мне еще тяжелей будет! Хорошо?

Помолись, чтобы без операции!

Будь здоров! Давно, от 14-го нету писем твоих, я волнуюсь.

Пиши мне на дом, мама передаст, если меня увезут.

Ну, Господь с тобой! Милый, Ваня!

Твоя Оля

120

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

18. III.42 6 вечера

19. III 3 ч. дня

Родная Ольгуночка моя, все о тебе думаю и тревожусь, здорова ли. Как ты кормишься там, в церковном доме? Разве ты не могла бы в ресторане, в лучшем? Я знаю точно, что в гаагских ресторанах чудесно кормят, все решительно есть. Ну, что ты еще стряпней будешь заниматься, а тебе нужен полный покой, а не верченье у газа. Это в тебе сидит наше обывательское — с «домашними запасами» ездить. Или тебе дано денег в обрез, и ты боишься перетратить? Прошу тебя, лечись, давай же себе отдыху! Меня, прямо, сокрушает твое желание «служить»… искать работу. Ты слишком доработалась. — Питайся _у_с_и_л_е_н_н_о! Молочных продуктов в Голландии сколько угодно, были бы деньги. Чего ты щадишь «голландское наследство»? Слишком ты многим пожертвовала, чтобы еще стесняться расходов. Ты никак не ценишь себя.

Доктор С[еров] сказал, что, по-видимому, у тебя маленький камешек в почке, м. б., «песочек», а при слабой сопротивляемости сосудов и «песочек» может вызвать кровоизлияние. А _в_с_е_ _э_т_о_ — на почве крайнего переутомления, при душевной подавленности, которая является также следствием переутомления нервного. Необходим, по его мнению, о-чень длительный покой, до нескольких месяцев. Иначе могут быть тяжелые последствия. Покой и лечение, при очень отборной диете. Вот его мнение. Да, просил я тебя написать мне, чего стоит в Голландии вполне приличное (отельное) прожитие, и в каком соотношении с германской маркой ваш гульден. Ты мне так и не ответила. Ответь, милочка, очень прошу.

Что мне делать с оставшимися для тебя гостинцами, как тебе переслать..? Ну, хоть духи-то, мог бы Сережин шеф взять? Адрес его не знаю.

Да, ты мне писала: Сережа читал из «Лета Господня», — «мама и он жили тобой, а я горько плакала над каждым твоим словом…» Почему «горько плакала»? Потому ли, что _э_т_о_г_о_ уже нет теперь… или — что моя мысль, чувства мои тебе близки, они с тобой, в тебе… а меня нет… далеко я..? Но я всегда с тобой, возле тебя, в сердце у тебя… и ты во мне, _в_с_е_г_д_а_ ты, в каждом миге ты, и ты только. Олечек, моя нежная, светлая, чистая моя птичка, ведь тобой только и жив я… ты — _в_с_е_ для меня, и если бы все-все-все было у меня ныне (я не говорю тут, конечно, о _н_е_в_о_з_в_р_а_т_и_м_о_м!), ну, _в_с_е, _в_с_е_ (сила творческая, полный покой, полная независимость, все «блага»…) и я не знал бы тебя, — как ничтожно было бы это «все-все»! Только теперь я это понимаю. Я такое сокровище узнал в жизни — в тебе, что было бы для меня казнью — быть без тебя. Поверишь? Этого объяснить нельзя словом, все слишком слабо в слове, если бы мне нужно было определить, _ч_т_о_ я нашел в тебе, тобой, с тобой. Я теперь часто вспоминаю Пушкина: «И может быть на мой закат печальный — Блеснет любовь улыбкою прощальной». И вот — _б_л_е_с_н_у_л_а. Каждая ласка твоя, каждая дивная черта твоей мысли, — всегда _т_в_о_я_ — _с_в_о_я! — для меня дар, радость нежданная.

Оля, мне стеснительно и больно даже читать, когда ты меня возносишь… Между нами этого _н_е_ _д_о_л_ж_н_о_ _б_ы_т_ь. Я тебе откровенно, как и всегда, говорю: Оля, _т_ы_, _т_ы_ _д_а_е_ш_ь_ мне счастье, даешь пресветлую радость в жизни моей! Я знаю, _к_т_о_ ты, _к_а_к_а_я_ ты. Ты для меня — именно, _н_е_з_е_м_н_а_я. Я страшусь порой своего недостоинства. И когда я мечтами вызываю тебя, встречу с тобой… — я могу представить себя только склонившимся перед тобой, как перед явлением _С_в_я_т_о_г_о, непостигаемого. Ах, как я порой тебя _в_и_ж_у! Это выше любви, выше чувства, это — благоговейный восторг, с чем сравнить его? Сказал бы… но ты могла бы смутиться, принять мое задушевное — как кощунство.

Меня пугает твое ожидание операции. Да разве она нужна?! Отнесись с большой осторожностью. Я знаю, что теперь, вообще, «камни почечные» лечением изводят или дают им «обволокнуться» и не вредить. Не соглашайся на операцию, проверь и проверь. Умоляю тебя, деточка, — осторожней. Если бы камешек был бы опасен, непременно были бы _б_о_л_и, острые… — а