Даже не хочу вдаваться в подробности твоего, об «огоньке», который «может зажечься», о том, что «я увлекающийся, и если отойду от тебя, мне самого дорогого, то навсегда». И многое другое…

Я всеми силами души и… моей любви к тебе хочу, стараюсь всего этого не принять опять в сердце, не ранить его, не терзаться взаимной мукой.

Я верю, что если мы оба любим так светло и свято, то нам ничто не страшно.

Ваньчик, но все же не режь меня таким! Мне трудно! Ванюша, я тебе это ласково, хорошо говорю. Как бы это сказала тебе О. А.!

Родной мой, это все, конечно, _н_а_д_о_ сказать, если _т_а_к_о_е_ впрямь случится, но… если нет этой казни, то не надо и говорить о ней. Я все твое так беру в сердце. Ванечка, если бы ты знал. Если бы _т_а_к_о_е_ («огонек», «отход») случилось, то… нет уже не знаю… что бы и было!..

Мне страшно думать. Мне жутко от мысли только. Умоляю! Я все свои запасы сил (всяких) употребляю на то, чтобы окрепнуть. Пью лекарства, сплю много. Иду в постель вечером уже в 11 ч., и днем от 2–4 тоже лежу. В теплой комнате, хоть это отопление отчаянно нас подрывает; в смысле запаса дров. Я до сих пор не знаю, каким образом смогу выполнить план моей поездки в Гаагу, т. к. это связано с массой досадных, но жизненно-необходимых мелочей. Я чувствую, что одиночество и покой самое главное, чего мне так не достает. Я хотела бы именно _о_т_д_о_х_н_у_т_ь, передохнуть. Буду стараться исполнить. Тогда же, вероятно, использую время и для говения, т. к. иначе не соберусь. Да, мне конечно не достает _д_у_х_о_в_н_и_к_а. Но что же делать?! У о. Д[ионисия] бывает очень чуткая интуиция и _о_п_ы_т, как бы ему _д_а_н_н_ы_й, не его собственный. Я этому и прежде удивлялась. В моей болезни он меня удивительно поддержал. Но… конечно… ты прав: не к таким ходить за жизненным советом. Но мне и не надо (верю) будет. Я верю, что — только бы окрепнуть и просветлеть душой! — я сама найду себя и _п_у_т_и. Сейчас, пока я дома, я ничего не могу. Я даже не пытаюсь во что-нибудь вникнуть. Я гоню всякие мысли — мне не под силу. Я только единственно хочу _о_к_р_е_п_н_у_т_ь. Доктор мне сказал: «душевной энергии у Вас масса… окрепните только физически». И он прав. Только чуть-чуть прояснится мой небосклон, как масса планов, идей… всего, всего…

Как жаль мне, что я, просто за недостатком времени (с моими отдыхами и снами) не могу тебе послать мой рассказик. Все это только ради и _д_л_я_ тебя! Я хотела бы его исправить, «отделать» и переписать. Это… «постный». О моем первом «грехе» и исповеди в нем. Увидишь, как Оля мучилась еще 7-летней. У меня 7-летки были такие проблемы, которые и сейчас не разрешить. Напишу. Ставила родителей в тупик своими вопросами.

Ванюша, я получила твои автографы… Спасибо, дружок! А твои стихи… «Прости» и «мыши»… Ну, что же мне сказать?! Ванюрка, как же ты можешь… о коврике!? Ты там меня очень любовно отхлестал! Удивительно! Ну, нет. Если бы я могла стихи писать, то ответила бы тебе… какой ты — коврик. М. б., но только… волшебный коврик… самолет… уносишь за облака… даешь мечту! Вот ты какой коврик. А такую Ольку, что «притопнет» и т. д. розгой по голому месту!

«Мыши» очень хороши. Кстати… по комнатам не носятся, но за обоями пищат и скребутся всюду. В салоне, где я сплю, по ночам будто птички пищат. Беру кота, который с вечера гуляет по всей комнате, а ночью спит у меня в ногах (в сгибе колен), — тепло ему так. При всяком писке пулей вскакивает и несется. Приходит снова и, мурлыкнув совсем особенно, осведомляется, нельзя ли ему под одеяло, т. к. к утру холодает. И непременно лапки на грудь, а мордочкой уткнется под подбородок и лижет-лижет, поет-поет. Потом вздохнет с чего-то и заснет. Я люблю его, ласкового, мягкого котишку. Иногда лежу не шевелясь, чтобы не помешать ему — подлецу, не лишить его «норки» теплой. Ты никогда не хотел себе завести котишку. Это дает уют все-таки.

Ванюша, меня, конечно, очень интересует тоже прочесть тебя и в переводе. Я уже искала тут. Не понимаю, почему и голландского даже перевода (3-х книг) нет. Попытаюсь еще в другом месте. Мне очень хочется. Выпишу еще «Europeische Revue». Мне кажется, что «Das verborgene Antlitz» переведен не очень хорошо. Ты мало чувствуешься, хотя я оригинала не знаю. Но так, по чутью. Мне думается, что «Liebe in der Krim» — хорошо. Я там тебя живого осязаю. Попытаюсь все достать. И «труд» о тебе. И статью И. А. Очень интересно! Почему же ничего не слышно о И. А.? Я тревожусь, здоровы ли они оба? Оба не богатыри. И я, и С., и мама, много ему писали… _H_и_ч_е_г_о… раньше у нас была регулярная (хоть и не очень частая) переписка.

Ужасно смеялась я, читая твои проклятия о. Д[ионисию]. Я, действительно, тоже не понимаю, почему не сказать сразу. Я понимаю твое бешенство. О, я бы так же! Но, Ванечек, — это ничего. Я знаю сердцем, что всю меня ты задарил! Ах, я бранить тебя бы за это хотела, но… не могу!

Ну, подумай, что я буду делать с такой массой духов?! Жизни моей не хватит на них! Я чуть-чуть трачу!

Ванюшка, скажи, ты любишь немножко грим? И все такое? Да?

И, как это ты сказал? — «раздетые шелком чулок»244… Да? Я помню, на меня это твое выражение, его меткость, произвели большое впечатление. Очень хорошо помню. Бич-Бураев245 шел, своей черкеской, «плыл» по витринам… Чудесно дано! Я некоторое твое наизусть помню, прочитав один только раз! А некоторые вещи (других авторов) забываю даже, чье это. И знаешь, я прочла Бунина некоторые вещи, а потом забыла, совсем забыла. Смутно что-то мелькало… и стыдно, что забыла. Перечитал недавно нам вслух С., — слышу: «ой, да это Бунин был, а я то и забыла уж!» И хорошее его! Ужасно! А твое врезывается… Или: твои «нарубки» входят в мои нарезки для них. Мы же поразительно похожи. Моя душа с этими «нарезками» только и ждала _т_е_б_я! Я из «Путей Небесных» почти все наизусть помню! Ваня, ты говоришь о письмах 1 раз в неделю. Ах, если это для «Путей», то я с _р_а_д_о_с_т_н_о_й_ _п_е_ч_а_л_ь_ю_ приму это. Скажи мне только честно: не из-за того,