Тяжелое дыхание и четкий аромат женщины, испарины с ее кожи тонкой дымкой просочились сквозь поры, втекли в рот, скользнули в уши. Олеся… Разум ухватился за ее имя, как за якорь. Она не даст ему пропасть. Не даст.

Демоны бросились к нему, обнажая желтые зубы. Длинные грязные когти тянулись к лицу и груди. Каждый пытался достать, распотрошить и сожрать. В их нападении было только безумное стремление разодрать его на куски.

Габор раскрутил цепь на головой. Двое демонов не успели отклониться от шипов, и они вонзились им в морды. Габор дернул цепь на себя, выдирая из них куски плоти. Демоны заревели, хватаясь за головы, и тут же упали на снег. Их место тут же заняли еще двое. Они видели опасность и теперь пытались организовать атаку. Но их примитивных мозгов хватало только на то, чтобы рычать на него, цепляясь друг за друга.

Габор не собирался давать им собраться. Когда примитивный прыгнул на него, он упал на колени, выбрасывая саблю вверх и вспарывая живот. Еще с одним покончено.

Габор быстро вскочил на ноги. Едва поднялся, как на него понеслись одновременно три демона. Им хватило сообразительности напасть вместе и повалить его на спину. Когти вонзились в живот, в грудь, прошлись по лицу, заливая глаза кровью. Габор задохнулся — тощий вонючий демон уселся ему на грудь, надавливая коленями на ребра. Длинные лапы потянулись к горлу, то ли задушить, то ли разодрать.

Боковым зрением Габор увидел, как другой демон бросился в сторону окна. Нет…

Он отвлекся, и еще одному удалось приложить его затылком о дверь. Удар оказался такой силы, что дерево раскололось на части. Одна из досок полетела вниз, и Габор умудрился перехватить ее и размозжить одним ударом череп демона. Сбросив с себя его тело, он схватил обороненную саблю и вогнал в пасть твари.

Третий демон действовал хитро. Он заметил, что Габор все время смотрит на окно и пытался задержать его. Теперь место у двери оказалось ловушкой. Даже если Габор укроется в доме, демоны продолжат наступать…

Тварь заржала, оглушая чувствительный слух радостными завываниями. Он громко завыл, задрав голову, и Габор воспользовался моментом. Размахнулся, чтобы отрубить голову. Но демон успел отскочить в бок и вонзить когти в ладонь Габора. Он снова выронил саблю, но на этот раз даже не стал смотреть куда. Олеся закричала, и этот звук сорвал с цепи все то темное, что таилось в его душе. Все, что он прятал и скрывал ото всех. Но из-за чужой крови темница, в которую он загнал свои пагубные желания, оказалась разрушена. И только воля сдерживала их внутри.

Но теперь, когда Олеся кричала… Не осталось больше ничего. Габор сам бросился к демону. Несколько секунд, и вот его руки сами врываются в пасть зверя и раздирают ее на части. Габор обернулся и швырнул оторванную челюсть в демона, пытающегося влезть в окно.

Вид карабкающейся внутрь твари заставил и его самого зарычать, как бешеного зверя. Габор рванул вперед, отдирая демона от стены и швыряя в снег. Мелькнуло испуганное лицо Олеси. Она сжимала в ладони нож, а на бледном лице темнели капельки крови. Нет… Только не это. Она не должна быть ранена.

Он ведь должен был ее защитить. Должен был!

Габор отломил от рамы осколок стекла, даже не чувствуя, как тот вонзается в израненную ладонь. С остервенением и какой-то первобытной яростью он начал всаживать осколок в морду демона, пока на ее месте не осталось кровавое месиво.

Послышался треск ломаемых ветвей, и Габор взглянул на лес. Несколько демонов убегали. Бегите-бегите, твари. И передайте своему господину, что его ждет то же самое.

Габор отбросил осколок и поднялся на ноги. Он слышал, как шумит кровь в ушах, как часто бьется собственное сердце, и как тяжело дышит Олеся.

Он обернулся. Она смотрела на изувеченного демона с выражением ужаса и отвращения на лице. А потом перевела взгляд на него. Габор не хотел видеть ее глаза. Он вообще не хотел ее сейчас видеть. Не тогда, когда она узнала…

Он хрипло, едва разборчиво приказал:

— Отвернись.

Но она, как всегда, не послушалась. Продолжала мучить его своим взглядом. Он сам отвернулся. Нашел оброненную в кровавый снег саблю и поднял ее. Одним быстрым движением вспорол грудь демона и снова достал все еще теплое сердце.

Маслянистая густая кровь опять наполнила рот вкусом земли. Могильной. Как будто внутри него все было похоронено. Остался только прах.

Габор вытер снегом саблю, нашел цепь и содрал остаток двери с петель. Его кровь устала бороться с инородной. Он сам устал. Еще никогда не чувствовал себя таким грязным.

Габор заставил себя переступить через порог. Внутри все так же горели свечи, но при его появлении вспыхнули еще ярче. Огонь в печи прорвался сквозь прорези в заслонке. Стихия хотела очистить его, сжечь. Он бы и сам был не против…

Олеся отошла от окна и сглотнула. Он видел, как едва напряглось ее горло, как капелька испарины скользнула по нему, теряясь за воротом рубашки. Его рубашки. На ней сейчас его одежда. Его. И она сама принадлежит ему. И не хочется ничего, кроме как содрать с нее одежду, прижаться к хрупкому телу, зарыться лицом в ложбинку между грудей и вдыхать ее запах до тех пор, пока в легких не останется только его. Чтобы Олеся заполнила собой все его нутро. Не демоническая кровь, а ее аромат, пот с ее разгоряченной кожи и ее громкие стоны, крики, обещания, что ей нужен только он…

Но кажется, этого он больше не услышит никогда. Хорошо, что удалось вытянуть из нее эти слова до того, как она все увидела. Теперь он хотя бы сможет вспоминать.

Как жаль, что ни за какие деньги не купить ее душу и ее любовь. После того, что он сделал на ее глазах, ему не хватит всей королевской казны…

Олеся бросилась ему навстречу. Обвила руками шею и прижала к себе. Тянулась, привстав на цыпочки, и горячо дышала в шею.

Габор даже покачнулся. Внутри что-то сломалось и пришло в негодность. Он удивленно обнял ее за талию, вдавливая в себя так, что она застонала от боли.

— Слава Богу, ты живой…

Габор прижался носом к ее макушке и вдохнул невероятный аромат волос. Что она сказала? Радуется, что живой? А как же отвращение и… и что-нибудь еще, что должно окончательно его растоптать и уничтожить? Почему она так говорит?

Олеся отстранилась, и он угрожающе рыкнул, не давая ей отодвинуться. Она подняла к нему лицо и, кажется, не собиралась вырываться. Коснулась пальцами его губ, стирая с них отравленную кровь.

— Больше никогда не смей уходить к ним и оставлять меня одну. — По ее щеке скатилась одинокая слезинка. — Пусть другие сражаются, ясно? Кто угодно! Пусть дерутся, умирают, защищают народ. Мне все равно! — Она ударила ладонью ему по плечу. — Но ты не смей к ним ходить. Я думала, что умру…

Она снова обняла его и почему-то заплакала. Зарыдала так громко, что этот звук почти оглушил. Почему, почему она плачет? Сквозь пелену в голове Габор слышал, как внутри него снова и снова что-то ломается. Из-за ее слез, из-за тонких рук на талии, из-за ее слов. Он пытался понять, но все никак не мог поверить… Нет, боялся поверить.