Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прибавлял и убавлял газу еще два квартала, после чего наконец подрулил к тротуару и припарковался возле переулка за трехэтажным строением, в первом этаже которого размещался латиноамериканский продуктовый магазинчик, а на двух верхних – квартиры.
Быстрый взгляд назад подтвердил, что Рафаэль движется в том же направлении.
Я вылез из машины и нырнул в переулок, в котором воняло гниющими пищевыми отходами и мочой. Тротуар усыпали пустые и разбитые винные бутылки. В сотне футов находилась погрузочная площадка, пустая, ее стальные двери были закрыты и заперты на засов. По обеим сторонам переулка в нарушение правил было припарковано с десяток машин; выезд перекрывал полутонный пикап, поставленный перпендикулярно стенам. Где-то вдалеке группа уличных музыкантов-марьячи играла «Cielito Lindo». Мерзко орал кот. На бульваре крякали автомобильные гудки. Плакал ребенок.
Я высунул голову из-за угла и тут же убрал. Рафаэль был уже в полуквартале. Я приготовился его встретить. Когда он начал переходить переулок, я произнес сценическим шепотом:
– Эй, чувак! У меня есть то, что тебе надо.
Это его остановило. Он посмотрел на меня с великой любовью, думая, что нашел избавление. Для него стало полным сюрпризом, когда я схватил его за костлявую руку, затащил в переулок и проволок несколько футов, пока мы не оказались под прикрытием старого «Шеви» с облупившейся краской и двумя спущенными шинами. Пришлепнул его спиной к стене. Рафаэль поднял руки, пытаясь защититься, но я силой опустил их вниз и сковал своими. Он попробовал вырваться, но в нем совсем не было силы. Это было все равно что бороться с младенцем.
– Чё те надо, мужик?
– Ответы, Рафаэль. Помнишь меня? Я был у тебя несколько дней назад. Вместе с Ракель.
– Ах да, точно, – отозвался он, но в водянистых глазах с темным ободком читалось одно лишь замешательство. Сопля просочилась у него из ноздри на губу. Он дал ей побыть там некоторое время, после чего высунул язык и попробовал слизнуть ее. – Ну да, помню, точняк, мужик.
Он пробежался взглядом по переулку.
– Тогда ты должен помнить, что я расследую убийство твоей сестры.
– Ну да, точняк. Илена. Херовая история, мужик. – Он произнес это без всякого чувства. Его сестру нарезали на куски – и все, о чем он был способен думать, – это пакетик белого порошка, который можно превратить в дарующее блаженство райское млеко. Я прочитал десятки томов про наркоманов, но только здесь, в этом переулке, окончательно постиг истинное могущество иглы.
– У нее были кассеты, Рафаэль. Где они?
– Эй, мужик, ни хера я не знаю ни про какие кассеты! – Он задергался, пытаясь вырваться. Я опять припечатал его к стене. – Эй, больно же! Дай мне поправиться, и тогда я расскажу тебе про кассеты. Лады, мужик?
– Нет. Мне нужно знать сейчас, Рафаэль. Где они?
– Да говорю же, не знаю! – Он канючил, как трехлетка, залитый соплями и становясь все более неугомонным с каждой секундой. Подскакивал в моем захвате, стуча, как мешок с костями. – Пусти, урод! – выдохнул он, поперхнувшись.
– Твою сестру убили, Рафаэль. Превратили в котлету. Я видел на снимках, на что она стала похожа. Тот, кто сделал это, не спешил. Ей было очень больно. А ты желаешь иметь с ними дело?
– Да не знаю, о чем ты, мужик!
Опять попытки вырваться, опять шлепок о стену. На сей раз Рафаэль обмяк, прикрыв глаза, и на секунду мне показалось, что я его вырубил. Но он опять поднял веки, облизал губы и разразился сухим лающим кашлем.
– Ты ведь вроде уже завязывал, Рафаэль. А потом опять начал ширяться. Сразу после смерти Илены. Откуда ты взял наркотики? За сколько ты ее продал?
– Да ни хера ты не знаешь! – Он спастически трясся. – Пусти! Ничего я не знаю!
– Твоя родная сестра, – напирал я. – И ты продал ее убийцам, чтобы словить кайф…
– Пжалста, мистер. Пустите.
– Нет, пока ты не заговоришь. У меня нет времени долго с тобой валандаться. Мне нужно знать, где пленки. Если сейчас же не расскажешь, я отведу тебя домой, привяжу в углу и оставлю ломаться. Почувствуй, как тебе сейчас хреново, Рафаэль. И прикинь, насколько хреновей будет.
Парень съежился.
– Отдал одному чуваку, – заикаясь, проговорил он.
– За сколько?
– Не за деньги, мужик. За ширево. Он дал мне ширева. На неделю хватило. Хорошее ширево. А теперь пусти. У меня встреча.
– Кто был этот парень?
– Просто какой-то чувак. Англо. Вроде тебя.
– Как он выглядел?
– Не знаю, мужик, не могу соображать нормально.
– В углу, Рафаэль. Привяжу.
– Лет двадцать… пять или шесть. Низенький. Коренастый такой, крепкий. Накачанный. Светлые волосы, на лбу челка, о’кей?
Он описывал Тима Крюгера.
– А он сказал, зачем ему нужны кассеты?
– Он не говорил, мужик, а я не спрашивал. У него было чумовое ширево, ты понял?
– А ты не поинтересовался? Твою сестру прикончили, а ты не поинтересовался, почему какой-то чужой дает тебе дурь за ее кассеты?
– Эй, мужик, я не интересовался и не интересуюсь. Я ничего не думаю. Я просто падаю. Ща совсем упаду. Меня ломает, мужик! Псти!
– А твой брат знает про все это?
– Нет! Он меня убьет, мужик! Ты мне делаешь больно, но он меня просто убьет, поэл? Не говори ему!
– Что было на тех кассетах, Рафаэль?
– Не знаю. Я их не слушал, мужик!
Я из принципа отказывался ему верить.
– В угол. Привяжу. На просушку.
– Там была просто какая-то детская болтовня, мужик, клянусь! Я целиком не прослушивал, но, когда тот чувак предложил мне за них ширева, я немножко послушал перед тем, как отдать. Просто какой-то ребенок говорит с моей сеструхой. Она слушает, потом говорит: рассказывай еще, и он опять говорит.
– Про что?
– Да не знаю я, мужик! Там дальше пошло тяжело, ребенок плачет, Илена плачет, я и выключил. Я не хочу ничего знать.
– Из-за чего они плакали, Рафаэль?
– Не знаю, мужик; типа как кто-то обидел того мальчишку… Илена спрашивает, не обидели ли его, а он говорит, типа да, она плачет, ребенок тоже плачет…
– Что еще?
– Это всё.
Я так тряхнул Рафаэля, что у него стукнули зубы.
– Если хочешь, чтобы я повторил, я могу повторить, мужик, но больше я ничего не знаю! – выкрикнул он, всхлипывая и хватая ртом воздух.
Я подержал его на расстоянии вытянутой руки, потом отпустил. Он недоверчиво посмотрел на меня, скользнул вдоль стены, найдя место между «Шеви» и ржавым фургоном «Додж». Не сводя с меня глаз, вытер нос, пролез между двумя машинами и бросился бежать без оглядки.